Клавдия Серафимовна в этот момент оптом рассчитывалась со всеми прошлыми жалобщиками по поводу своей персоны, да и заодно давала себе яркую передышку от монотонной работы. Её в Мосгорсправке очень ценили за память и хорошо подвешенный язык. Да и работать там мог далеко не каждый – попробуй повороши засаленные справочники или пробейся к конторскому телефонному оператору для получения информации о проживании гражданина Крекало, или Пиндяйкина, если точное написание его фамилии заказчик не знал, или путал отчество с именем, или затруднялся с годом рождения, а то и вообще пытался выяснить то, что смутно помнил с какого-нибудь 1928 года. Клавдия Серафимовна же в этом случае бросала точный наводящий вопрос, а то и устраивала отъём показаний, и в результате незадачливый гость столицы получал за пять кровных копеек адресок, а за дополнительные три ещё и описание маршрута проезда к своему дальнему родственнику или бывшему односельчанину. Если клиент затруднялся, как благодарить добрую женщину, да при этом оказывался расторопным по грамоте, Клавдия Серафимовна рекомендовала написать благодарственное письмо начальству, что охотно и делалось.
Так что на любую жалобу она могла представить ворох письменных благодарностей, что особо ценилось. Да и жалоб могло не быть, если б не неуёмная общительность нашей Клавдии Серафимовны, любившей вносить ясность в любой вопрос. Так, однажды зимой в окошко всунулось накрашенное было, а потом заплаканное, лицо приезжей дамочки. Клиентка умоляла пособить, сетуя на отказ половины справочных Москвы в предоставлении адреса её бывшего законного мужа. После немедленного допроса и изучения мятой и мокрой газетной вырезки с фотографией каких-то мужчин в галстуках выяснилось, что дама оставила, вернее, выгнала из дома своего пьющего мужа, который теперь, согласно газете, оказался в Москве известным изобретателем, получившим к тому же Государственную премию («то-то мы обрадовались с детишками»). Клавдия Серафимовна легко «вошла в положение», позвонила, пошелестела страницами справочников, которыми вообще-то редко пользовалась, и написала на бланке не только подробный адрес, но даже телефон.
Дамочка сомлела от счастья и охотно предала бумаге бурные выражения благодарности, на что Клавдия Серафимовна по московской посадской привычке иногда говорить предельно откровенно, назвала даму одним чистосердечным, но экспрессивным, словом. И та тут же сменила милость на гнев. Через несколько дней это аукнулось. Клавдию Серафимовну вызвали в Мосгорправку для объяснения специально созданной комиссии своего поведения с гражданами на работе. Её ознакомили с многословной жалобой на «некоторых москвичей» обидчивой дамочки самому Никите Сергеевичу Хрущёву.