– Ну, знаете… Пыль есть и во Франции – фей пожимает плечиком. Округло, зябко. И потом, я хочу «делать Европу», а не быть в ней. Как то так.. – Ланушка неожиданно подмигивает вопрошающему и всем нам.. – Вот мы, все с Вами, тут говорим об искусстве, жизни, рассуждаем, отвечаем на вопросы, тянемся к чему то, идем вперед. Не зарываемся в пыль, песок, как страусы… И вместе с нами город живет, и Дух живет… А если бы все мы ушли от Вас: учителя, врачи, музыканты… художники? Ну, вот закрылся бы универ, пришли бы в галерею профаны, дельцы, открыли бы тут пирожковую, чебуреки жарили…
Ну, да, город бы был, как Фивы, замерший, занесенный пылью и песками… Умирал бы потихонечку… Как в безводье… Вот в «Крысолове» у Марины,9 музыкант увел за собою детей, будущее города, и что? Погибли буржуины все.. Вместе с бургомистром… Так что, великий исход.. к чему он привел? Как в восемнадцатом, двадцатом, двадцать четвертом.. Да, Шестов, Бердяев, они были во Франции, дышали, ждали, жили и писали… Тщились, что меняют мыслью мир…
А Россия? Что же она – тогда? Меняла бауты? Маски смерти.. Карнавальные маски… И в итоге, к чему мы пришли?
«О, город мой, они тебя сожгли!» – напишет Ахматова… Какая бездна разверзлась перед ней.. Она отчетливо увидела, вернувшись из Ташкента, что – погибло. Не любовь ее, не Гаршин, ни даже – ее круг друзей. Не это – главное! Связь времен, связь Духа и поколений была утрачена навсегда.. Блестящая связь времен. Культур. И музыка стала – для элиты, о которой так любит говорить Мацуев, и Архангельский10.. Теперь, здесь и сейчас… А Веру Лотар – Шевченко11, блестящего музыканта, пианистку, выпускницу Венской консерватории, отсидевшую в лагерях тринадцать лет, просто так, ни за что – была женой оригинального изобретателя, инженера акустика, Володеньки Шевченко, любила без памяти, приехала за ним, попала из Ленинградской филармонии потом прямо в сибирские лагеря, играла пальцами на доске, с вырезанными клавишами, каждое утро, в камере, – Веру, ее то почему никто не цитирует? Ее: «Будь или умри»?
…Заключенные уверяли, что слышали звуки, которые она извлекала из сосновой доски.. Слышали Шопена, Листа, Черни.. Восхищались ее преданностью музыке, помогали… Кормили, защищали от побоев, карцера, насилия.. как умели и могли. Потому и выжила.