– А на это наложились еще и холодность с осторожностью – вполне
естественные качества для тех, кто живет очень долго. И кого кроме
них самих не трогает уже ничего. – Эту реплику подал Тавель,
неслышно возникший в дверях.
Проснулся все-таки. Разбудили мы его. Вессаэль кивнул,
соглашаясь, и пригласил хисстэ присесть. А когда тот устроился в
своем кресле, продолжил:
– Да, не спорю, тогда это был единственный путь остановить
бойню, но вот потом… Вместо того, чтобы закончиться вместе с
войной, все эти милые привычки превратились в нерушимую традицию,
только крепнущую с каждым новым поколением. Но ведь великим народом
мы были, когда не сдерживали своих чувств! Я надеюсь, что тебе
удастся вернуть тех данов, которых я помню. Настоящих.
Под пристальным взглядом двух пар требовательных глаз я сумела
выйти из оцепенения, в которое меня вогнало громадье этих
планов:
– А не много ли вы от меня хотите, а? Как это можно провернуть?
Мне что, придется на недельку подселяться в каждый ваш дом с целью
лишить сна и покоя его хозяев? Или просто время от времени читать
массовые проповеди с цитатами из Петросяна для пущей убойности?
– Не знаю, – ни капли не смутился Вессаэль, – могу посоветовать
одно – продолжай делать то, что делала до сих пор и не оглядывайся
на наши правила. Это все.
– Но знай, делать что-то все-таки придется. Иначе какой смысл? –
подвел итог Тавель.
«Да уж, молодцы, ничего не скажешь! – От злости я просто
онемела. – Навесили на меня кучу своих проблем, да еще в таких
выражениях, что от пафоса скулы сводило, и рассчитывают отделаться
только мутными советами. Кто бы мне объяснил, при чем здесь вообще
я? Совершенно посторонний человек. Именно человек! Не данааэ даже.
Нет, похоже, они все-таки тронулись головой. Оба. На почве слишком
долгой жизни, надо полагать».
Пока я таким образом кипела, эти два потрясателя основ, сочтя,
видно, мое молчание за согласие, тихо прикорнули в своих креслах. С
чувством выполненного долга! Ладно, будить их я уже не стала,
решила высказать все, что о них думаю завтра. Ох, как же высказать…
Не стесняясь ни в едином выражении!
Засыпала я в лучших традициях покинутого нами сида – вся в
переживаниях и размышлениях. Но уснуть, в конце концов, все-таки
удалось. И даже сон какой-то странный приснился. Точнее, видение.
Очень похожее на то, что приглючилось мне на берегу лесной речки. И
после которого пришлось выныривать в реальность как из настоящего
мутного потока – задыхаясь и матерясь.