Ну и кто тут, объясните мне, дикари и папуасы?
— Штатно. Сначала дрыхли, потом читали ваши свежие отчеты. Я же
не просто так спросил про шаманов...
— Да в гробу я их видал, — сказал Миша. — Признаюсь честно, как
космонавт — космонавтам, сдается мне, Уно перебрал с ритуальным
порошком. У него же ответственность какая, он ведь не из простых!
Ну и перестарался, старый черт.
Ну да, «старый черт Уно» сейчас в неудобном положении. Он сам по
себе колоритный тип, учитель и предводитель местных колдунов,
которые по совместительству лекари, народные сказители и хранители
культурных традиций. Но обычно в эту касту не лезет родовая
аристократия, а Уно —выговорить его полное имя я не рискну, да
старик и не настаивает, — какой-то примерно троюродный дедушка
Унгусмана. У него с детства проявились особые способности, а здесь
к любому врожденному таланту относятся серьезно. Не уверен, что
семья была счастлива, но молодому человеку пожелали творческих
успехов, и он пошел, так сказать, по эзотерической стезе.
Потихоньку выбился в популярные шаманы, а потом начал и
верховодить. Тонкость в том, что любой представитель столбового
рода династии, чем бы ни занимался, несет и перед народом, и перед
семьей двойную ответственность. Он должен быть примером. На него
равняются. Ему верят. Им восхищаются. У него есть право раз-другой
ошибиться, почему бы и нет, но полностью отсутствует право на
глупую, нелепую ошибку. Он не может попасть впросак. Честно говоря,
не жизнь, а кошмар, и я не представляю, как это вынести без
соответствующей дрессировки и промывки мозгов с ранних лет.
Короче, если Уно берется за прогнозы, ему нельзя предсказывать
ерунду и невнятицу.
Месяц назад Уно нанюхался ритуального порошка, под стук
барабанов ушел в астрал и вынес оттуда плохие новости. Он увидел
внешнюю угрозу неясного характера, связанную с многочисленными
жертвами, растянутую по времени, и с весьма смутным концом типа
«может, и пронесет, но будет больно». Мы получили эту информацию
сразу по двум линиям — через «жучки» разведки и от Миши, который
хоть не лингвистический гений, зато феноменально собирает по городу
сплетни и умело их обрабатывает. Калугин во дворце не разузнал на
этот счет ничегошеньки, и даже почти затаил на Штернберга злобу, но
передумал — чего сердиться на хорошего парня, — только лишний раз
уверившись в своей никчемности.