Чуть
подумав над тем, что сейчас выплеснулось словно само, я согласилась
с этим. А все мои давешние рассуждения о «жертвах
самопожертвования» уже не имели никакого значения. Правильно было
так. И я закончила:
–
Вессаэль был трижды прав, похоже, мы действительно никогда не
поймем друг друга – слишком уж мы разные.
–
Вессаэль был трижды неправ, – припечатал хисстэ. – Я понял. И они
поняли тоже.
Он
кивнул себе за спину, туда, где неслышными тенями скользили даны.
Пятеро. Шесть вместе с Тавелем. Семь – вместе со мной. Семь, а не
восемь, как раньше.
Восемь – очень несчастливое число у данааэ.
Ну и что? А мне плевать! Зато у китайцев счастливое. И если уж мы
ушли ввосьмером, значит, и вернемся так же. А вам, лаэда Судьба,
придется немного подсуетиться и помочь, иначе мы с вами
расстанемся. По причине моей безвременной кончины. И будете вы
искать себе новое орудие для исполнения своих мутных
планов.
Я
шла первой, не пропуская вперед никого. Конечно, следопыт из меня
хреновый, но сейчас этого и не требовалось. Сначала двигалась по
собственным, совсем не эфемерным следам, потом, после того места,
где разведчик осталась прикрывать наш отход – по следам
крови.
Кровь… Как же много ее было. И сколько же ее
тогда осталось у девушки, если здесь столько? Я знала чья она. И
завязала на нее все свои связи в такой узел, что мы стали с этой
даной, которую я и видела-то сегодня первый раз в жизни, словно
одно целое. Я чувствовала ее сейчас как себя.
Самая сильная магия – на крови. По этой связи
я шла словно по веревке, хисстэ без труда поспевали следом. И
зеленых мы догнали, правда, уже у самого входа в пещеры. Успели
все-таки, пусть и в последний момент. Причем последний он был во
всех смыслах. Авелири умирала, я это знала так, словно умирала
сама. Мы чуть не опоздали. Едва бросив по тварям десяток
файерболов, от злости получившихся на удивление убойными, и оставив
хисстэ завершать начатое, я занялась главным.
С
остервенением раз за разом долбила и долбила шарами в каменный
козырек, нависавший над свежеотрытыми проходами, чувствуя то ли
даром, то ли просто каждой жилкой – где она там, та единственная
точка, на которой держится все равновесие этой скалы. Правильно
сказал Балайет, хрустальные умеют чувствовать камень не хуже
гномаэ, если им это действительно надо. Мне было надо! А еще я
клала руки на их Фэннен…