— Х-хочу.
Это у него кончик татуировки
выглядывает? Дурацкое любопытство заставляет отвлечься на тёмный
завиток, показавшийся на внутренней стороне предплечья.
— Если не сдвинешься с места, считай,
что тройка в кармане, — вполне себе серьёзно отвечает
преподаватель, который с редким равнодушием завалил весь предыдущий
выпуск. На пересдаче. Дважды.
— Это шантаж! — Должно звучать нагло
и уверенно, но вместо этого из горла вырывается жалкий писк.
— Может быть. — Глебов возвращается
быстро и с нелёгкой ношей. Ну, это мне нелёгкой, а он, кажется,
веса массивного пылесоса даже не замечает. — Я, знаешь ли, спец
больше по техническим специальностям. Этика и всё причастное, в
своё время, прошли как-то мимо.
— Но вы же не будете?.. — Слова
заканчиваются, но рука более чем понятным жестом обводит кухню.
— Буду, Морозова, — Илья Глебович на
мгновение останавливается, глядя мне прямо в глаза, — всё буду. И
шантаж, и торт…
«И тебя», — он не добавляет, но в
моей голове звучит именно это. Парализуя одним только
предположением, что моя выходка с поцелуем может иметь гораздо
более печальные последствия, чем несданный экзамен.
И вот я стою, дура дурой, посреди
белого песка, и смотрю на трубу пылесоса, двигающуюся туда-сюда,
туда-сюда. Этот вид гораздо безопаснее того, где Илья Глебович
прибирает рассыпанный сахар. Этим же пылесосом.
— Вот и всё, а ты боялась. — Глебов
ловко, как мужчина, привыкший жить один, сматывает шнур и явно
собирается вернуть бытовую технику на место.
— Я сама! — нервно вырвав пылесос из
его рук, я скрываюсь за дверью кладовки.
Исключительно для того, чтобы
спрятаться, бросить ни в чём не повинный пылесос и прижать
прохладные ладони к горящим щекам. В чём проблема-то?! Почему меня
так трясёт? Ну, помог, пусть даже дважды. Это вообще не повод
паниковать!
Может, и нет, но объяснить это
скачущему пульсу практически нереально.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
— Морозова, ты решила там
самоубиться? — Голос приглушен закрытой дверью, а мне всё равно
слышится в нём улыбка. — Имей в виду, от темноты не умирают. От
тесноты тоже, даже если ты страдаешь клаустрофобией.
— Вы издеваетесь, — понимая, что он
прав, я делаю последний решительный вдох и возвращаюсь в
гостиную.
— Не совсем, — довольно улыбается
Глебов и делает глоток кофе, который налил себе сам. — Всего лишь
пытаюсь тебя растормошить.