Они сидели в избе старосты за крепко сбитым деревянным столом (дерево, всюду дерево, чудеса, честное слово!) и разговаривали.
Но сначала была еда.
Ах, какая была еда! Красный, огненный борщ с чёрным хлебом и чесноком. Умопомрачительное свиное жаркое с картошкой в масле. Солёные огурцы, квашеная, хрустящая на зубах истекающая соком капуста с ягодой брусникой. Ледяной, тройной очистки самогон. И, наконец, после всего – крепкий, почти чёрный, горячий чай с натуральным мёдом и пышными, только из печи, булочками.
- Мясо, разумеется, искусственно выращенное, - сразу предупредил Константин Савватьевич. – Мы не варвары. И говядина для борща, и свинина для жаркого. От натурального ничего не отличается. Но диких животных мы иногда убиваем. Медведей, волков, кабанов, изюбрей… Это я на всякий случай сообщаю, чтобы не было шока или ещё чего подобного.
Мигелю, показалось, что под усами хозяин прячет усмешку.
- Иногда, чтобы выжить, приходится убивать, - сказал он. – Нам это не нужно объяснять, мы колонисты. Правда, диких животных у нас не водится, но мы убивали чужих во время Вторжения две тысячи двести двадцать восьмого года.
- Не молодые вы были, чтобы чужих убивать? – спросил Константин Саватиевич.
- Мой брат убивал, - ответил Мигель. - И отец.
- И мой отец воевал, - сказал Конвей.
- Я видела, как они дрались с боевым дроном, Константин Савватиевич, - сказала Ирина. – Ни на шаг не отступили и не дрогнули. Результат ты знаешь.
- Да, знаю, - сказал староста. – Так что случилось? Давайте по порядку.
Они рассказали.
Ирина сидела рядом и слушала с неослабевающим интересом. Слушала и Марья Андреевна, жена хозяина, и ещё несколько жителей деревни - мужчин и женщин, которых ради такого случая позвал к себе Константин Савватьевич. Был среди них и священник, отец Ярослав. Молодой, немногим старше Конвея. В тёмно-сером подряснике, с серебряным православным крестом на груди, - сидел за столом, пил чай, внимательно слушал, поглядывая на гостей живыми серо-голубыми глазами.
- И вот мы здесь, - традиционно закончил Мигель и замолчал.
Молчал и Константин Савватьевич. Молчала Ирина. Молчали все остальные. Это было не мёртвое тяжёлое молчание, которое наступает после горьких или страшных известий, а молчание живое, дышащее. Было видно, что люди думают, соображают, прикидывают варианты.