— Ясно, — жестко заключил Тэним. — Калитки, подходы?
— Так гвардейцы везде, здоровенные, — встрял Томас, — такого,
как я, через плечо перекинут и не заметят.
— Благодарю, — Ари слышала, как звякнули высыпаемые из кошелька
монеты. — Вы неплохо поработали.
...Она вернулась в кабинет, не смея поднять заплаканные глаза на
мужа. Глупо было надеяться, правда? Кто же позволит Бастьену
запросто разгуливать по столице? Он теперь — достояние тарнийской
короны, с него глаз не спустят. Какими наивными сейчас виделись все
ее планы! Выкрасть его с улицы или из лавки, выманить в город и
помочь сбежать...
— Я не знаю, как быть, Ари, — Тэним смотрел на нее очень
серьезно, только уголок рта кривился. Тоже расстроен. — Я умею
брать крепости и города. Но никто не позволит мне напасть на
посольство. Оно неприкосновенно. Проще уж сразу объявить Тарну
войну. Граф Таннен не привез бы сюда твоего брата, если бы не был
уверен, что вернет его принцессе Амалии в целости и
сохранности.
— Но...
В книжках ей приходилось читать про тайные ходы, связывающие
дома и замки с безопасными убежищами. Быть может, в городе тоже
есть такие? Например, ты спускаешься в подпол в какой-нибудь
таверне и попадаешь прямиком в тарнийское посольство. Или... а если
подкупить мясника? Или переодеться молочником?
— Нет, Ари, — Тэним только покачал головой. — Если ходы, о
которых ты рассказываешь, и существуют, тарнийцы держат их в тайне.
И, если ты внимательно слушала Томаса, ты не могла не понять:
доступ в посольский особняк имеют только свои, тоже тарницы по
рождению. Они не станут предавать своих господ. Попробуем подкупить
— они донесут обо всем графу Таннену. У нас в запасе пара недель.
За два-три месяца мы могли бы попытаться внедрить в посольство
своих людей, а так...
— А так Бастьен начнет войну, ты победишь и привезешь его в
столицу в кандалах.
— А если ринусь штурмовать посольство или нападу на отряд
Таннена средь бела дня, в кандалах окажусь я. И, заметь, за
дело!
— Значит, нет никакой надежды?
Она прикрыла глаза: так горько ей не было даже в тот день, когда
монашки посадили ее в карету, а отец не повернул головы, чтобы
проститься с дочерью.
— Не говори так, лисенок, — Тэним поднялся, привлекая ее к себе.
— Пока мы живы... еще не все потеряно. Не надо отчаиваться.
И в ту ночь она так и уснула, спрятав заплаканное лицо у него на
груди и вдыхая легкий аромат трав и пряностей, исходящий от его
подушки.