Камера пятится назад, за стеклом
знакомые глаза-камеры из лаборатории, внимательно следят за
происходящим по ту сторону. Принтер больше не печатает. На одном из
экранов стоп-кадр, Анна в чёрном латексе без маски, со сверкающими
глазами, внизу титр «11/10 22:08 Допрос особи №35».
За кадром слышны крики.
ЗТМН
ТИТРЫ
ПОСЛЕТИТРОВАЯ СЦЕНА. ЭКСТ. НОЧЬ.
ОТКРЫТОЕ ПРОСТРАНСТВО.
Звёздное небо. Месяц рогами вверх.
Плеск волн. Анна в тёмном латексе спиной к камере сидит в асане на
песке. Вокруг летают зелёные светлячки.
Камера начинает медленное
приближение, одновременно облетая Анну таким образом, чтобы в конце
мы видели ее анфас. По мере поворота мы замечаем, что у Анны на
руках полуметровый паук-скакун. Анна нежно прижимает его к
себе.
Камера приближается к лицу Анны, её
глаза опущены вниз, к пауку. Она поднимает глаза. Глаза ярко
светятся.
КОНЕЦ

Хр-хр. Х-хр.
Не смотри, просто слушай, и никто не
заметит. Пускай эта музыка звучит только для тебя одной. Пускай в
мерном потустороннем ритме, капля по капле, постепенно уплотняясь и
обретая вес, наполняет твоё сознание подступающая обречённость.
Нет, не оглядывайся, не делай
большие глаза. Пусть всякий пассажир вокруг будет уверен, что
ничего особенного не происходит, к чему лишняя суета и хлопоты, к
чему лишние крики и вопли.
Такое уже было там, на том конце
бесконечной гусеницы железнодорожных путей, посреди полумёртвого
города, в стерильном муравейнике лабы, где смерть ежедневно
обретает новую жизнь, а потусторонняя нежить внушает живым хоть
какую-то надежду на мирное завтра. Но к тому, что с ней стало, не
были готовы даже там. А потому тебе не оставалось иного выбора.
Только бежать, только скрываться.
Объектначалпроявлятьбеспокойство.Прекратитьвсякоедвижениепопериметру.Домоейкомандыоставатьсянаместах,соблюдатьрадиомолчание.
Потрескивание миллизиверт началось
ещё на подъезде к Конотопу, видать, загрязнение расползается. Но
для тебя эти грубые звуки были как музыка. Под мерный перестук
колёс, под перебранку пьяных на том конце вагона, под ласковое
тепло июньского солнца, проглядывающего меж набрякших туч, под
щекочущее чувство под диафрагмой, под тянущую ломоту в локтях.
Это растёт в тебе с каждым днём, но
с тех пор, как ты тронулась в путь, тягостное ожидание сменилось
процессом куда менее пассивным, обернувшись в итоге затяжной
погоней наперегонки со временем. Отныне каждая смена циркадного
ритма, каждый вдох, каждое биение пульса отдаётся в окружающем мире
громогласным эхом, тяжким контрапунктом на стыке внешнего и
внутреннего, на грани между увяданием и выздоровлением, на
контрасте надежды и тоски.