Крик женщины разнесся, когда я почти
достиг цеховых помещений, где обрабатывали руду. Сменились люди,
работа осталась той же. Стучали зубила и молотки, варились жидкости
в колбах и кастрюлях, просеивались кристаллы. Некоторые процессы я
и вовсе не мог понять, очень уж разнообразным получалось
производство. «Высокие» виды работ вроде паяния, как у Лебедева и
Иваныча, большинству не светят — туда явно только рукастых
берут.
Я остановился у самых дверей, рядом с
допросной. Когда одну из них отворила Ассоль, женщина кричать
перестала. Хм, а что я нарушил? Вдруг просто отправился, как это у
них тут принято, доносить? Но кричала тетка звонко — видимо, опять
что-то сделал не так. Или не в то время.
Ассоль на ходу нацепила фуражку,
невзначай достала телескопическую дубинку и приблизилась,
внимательно осматривая меня.
— Я тут это… — заговорил я первым. —
Днем все проспал. Норму, наверное, не выполнил. Пришел
выполнить.
— Переработки Генка назначает, —
строго ответила Ассоль. — Завтра назначит.
Вот же! Ну неужели не понимает, что
пришел я отнюдь не за этим? Нет, понимает. Но понимает так же, что
буквально в нескольких метрах — рабы в цехах, которые все слышат.
Ассоль ни за что бы не заняла должность смотрящей, если бы была
столь неосмотрительна.
— Ну, тогда я хочу сделать
донос.
И она понимающе кивнула — не кивнула
даже, одного моргания было достаточно, чтобы мы друг друга
поняли.
— Допросная занята, следуй сюда. — И
открыла другую дверь, за которой я еще не бывал.
Я почему-то сразу понял, что в этой
комнате живет Ассоль. Два ковра с орнаментами на стенах, один на
полу. Деревянный шкаф. Одноместная софа, над ней полка с большим
магнитофоном фирмы «Орбита» и стопкой кассет. А выше — плакаты
музыкальных групп. Беглым взглядом заметил «Агату Кристи»,
«Технологию» и — о боги! — группу «Кино». Остальные изображения и
афиши мне были неведомы, хотя какие-то знакомые черты пробивались.
То ли дизайн знакомый, то ли названия…
Письменный стол, стоявший неподалеку,
был покрыт толстым стеклянным листом, под которым виднелись
денежные купюры, марки и… похоже, наклейки. От жвачек, что ли?
Больно уж цветастые. На самом столе стояли два маленьких квадратных
телевизора — транслировали вид с камер в тоннеле.
Увиденное вызывало острый приступ
дежавю — я словно заглянул в старый семейный альбом и увидел
квартиры моих бабушек и дедушек такими, какими они были в
девяностые, а то и восьмидесятые. Комната, при всех ее скромных
габаритах, изобиловала деталями, которые можно было рассматривать
до бесконечности.