— Доигрался, подкидыш! — заорал Генка,
вновь замахиваясь хлыстом.
Трупы на полу его как будто даже не
удивили. По крайней мере, не ввергли в шок, не вызвали
страх.
Ток прошил тело, заставил ноги
подкоситься. Но я помнил, на что способны мои руки. Сейчас я
отчаянно хотел верить в то, во что до этого верить не
хотелось.
Сквозь боль и паралич я вытянул руки в
его сторону, и только-только дотянулся до груди. Не успело
раздаться шипение, как Генка пнул меня коленом в лицо и довершил
дело локтем. Я упал на пол, ударился затылком. Не растерялся:
крутанулся на живот, дотянулся рукой до его кроссовка. Но эффект
как будто бы кончился, ничего не происходило. Не плавилось, не
шипело.
— Какие же вы твари, трудоголики! —
продолжал орать он, дергая меня за волосы. — Вам делаешь как лучше,
а вы…
Он хотел вновь по мне ударить, но в
этот момент откуда-то из-за моей спины прилетело нечто стеклянное.
Судя по всему, оно должно было попасть по Генке, но тот успел
приподнять меня и тем самым использовал как щит. И вот уже осколки
колбы разбиваются о мою спину, а неизвестная жидкость…
Что она делает?
Спину покрыло холодом, но холодом
приятным. Боль сразу куда-то ушла, оставляя место силе. Не ушла
ярость.
Ярость на Генку, который прямо-таки
отождествлял собой гнусность этого места.
Ярость на Шрама, Медведевых и им
подобных, допускающих и поддерживающих рабство в центре
Петербурга.
Ярость на рабов, инертных и трусливых,
с затуманенными разумами и ослабленными телами.
Ярость на себя. За то, что влип во все
это. Не по своей воле, и тем не менее.
В тоннеле происходило что-то еще.
Разносились выстрелы, пробегали мимо генкины шестерки. Меня,
кажется, он вновь отправил в нокаут, из которого я уже не должен
был выбраться.
А я мог.
Глаза словно застилала пелена не то
синего, не то красного тумана. Все тело «дышало» пульсом. Не как
обычно, когда ритм отбивается в затылке и ушах, а буквально — все
тело превратилось в единое, монолитное биение сердца. Будто за один
удар сердца каждая вена успевала сузиться и расшириться. Так я это
чувствовал.
Я поднялся, крича от ярости.
Планировал просто в кого-нибудь вцепиться, чтобы душить, избивать,
заставлять вскипать кожу. Но не успел я добраться до ближайшего
бандита, как его ветром отшвырнуло в стену. И мне уже не
требовалось какого-либо понимания и логики, чтобы чувствовать: это
сделал я. Прямо сейчас.