— Где у вас задержанный последний? —
спросила женщина. — Я его забираю.
— Вот этого шкета? — уточнил опер с
таким выражением лица, словно это было из разряда невозможного. —
Чего он тебе сдался? Он за языком следить не умеет, сейчас
как…
— Да, срочно забираю. Он по моим
эпизодам проходит, надо допросить.
— Так я уже оформляю! — не сдавался
опер. — Мы еще даже личность не пробили. Мне этот гаденыш еще
нужен. Уж извини, Лен.
— Я сказала: забираю его прямо сейчас,
— надавила женщина.
— Ай! — махнул рукой опер и злобно
посмотрел на меня. — Я сразу понял, что за ним висяки.
Пшел!
Я улыбнулся ему в ответ. В мыслях
представил, как он запоет, когда я впечатаю его в потолок. Особенно
хорошо ему будет висеться на люстре. Но говорить ничего не стал.
Пока не стал.
Посмотрим, насколько тут разнятся
кабинеты. Может, кто-то меня сдал как одаренного, а это уже другой
уровень? Эх, не хотелось бы обламывать им такой сюрприз.
Встал, проследовал за женщиной. Или —
девушкой? Молодая, тот типаж, когда косметикатолько возраст
накидывает. Она была одета в милицейский темно-синий костюм, не то
китель, не то мундир, изящно подчеркивающий ее фигуру. Ноги
покрывали черные капроновые колготки.
Идти пришлось аж на этаж выше. В
наручники меня не заковывали, автоматом не целили. Значит, пока не
видели опасного преступника, и на том спасибо. Надо отдать должное,
милиционерша вовремя вмешалась, иначе преступником мне точно
пришлось бы стать, как бы грустно это не звучало.
Как только мы зашли в кабинет,
сказала:
— Сафонов, иди погуляй.
И человек в штатском вышел из комнаты,
не задавая вопросов.
— Садись. — Она указала на стул, сама
села за стол и представилась: — Старший следователь Корнилова Елена
Михайловна.
Оперлась локтями так, чтобы находиться
ко мне как можно ближе.
— А теперь слушай внимательно. — Она
заговорила жестко, но практически шепотом. — Рассказываешь все, что
знаешь о Медведевых и как с ними связан.
Сказано это было эффектно, сильно, с
характером. Вот только опер уже всячески отбил доверие к
милицейским делам, так что ответ я подбирал еще более тщательно,
чем прежде.
— С чего бы мне иметь с ними какие-то
дела?
— С того, что я все слышала, — еще
более тихо сказала Елена.
— Хм, — пустился я в размышления,
устроившись поудобнее. — Если слышала, значит, знаешь, как мне опер
угрожал. Если знаешь и не реагируешь, значит, происходит это не
первый раз. А может и не десятый. А если не реагируешь, значит,
фактически поддерживаешь. Значит, соучастница. Значит, нет тебе
веры.