Даже вооруженный простой железной палкой и выходя против
троих, вооруженных круглыми щитами и мечами учеников, неизменно
оставлял их проигравшими, лежащими на песке арены и тихо сопящих и
стонущих сквозь зубы. Освальду вкус мелкого речного песка был
знаком куда как больше. В какой-то момент он совсем перестал
считать количество своих падений, уколов,достающих даже через
защиту, синяков и отбитых обидными ударами плоскостью оружия
филейных частей. Время шло, уроки становились все виртуознее.
Учитель настойчиво и упорно делал из него бойца-универсала, но
постоянно возвращался к такой любимой им тяжелой
шпаге[4].
То оружие, что сейчас так мягко облегал лунный свет, пришло
к нему не так уж и давно. Родилась шпага в тех же местах, что и
чудо-арбалет, то есть в мастерской оружейников и изобретателей
Броккенгауза и Эпрона. Угрюмый и вечно ворчащий бородач дварф
Эпрон, любитель пива и механизмов со сложным устройством, играючи
выковал основу за то время, что Освальд валялся у них с пропоротым
бедром, о котором он практически и не наврал Шельме. Окончательную
балансировку, лоск, заточку и саму гарду обеспечил веселый и тощий
Бродгауз, его компаньон человек, никогда не расстающийся сразу с
тремя парами дорогущих очков. И оружие ни разу его не
подводило.
Внизу все гомонили, хотя заметно тише. Скорее всего,
загулявшие трапперы скоро разойдутся по домам и по комнатам,
снимаемым здесь же. Он открыл окно, проверив на скрип петель, и
наличие на карнизе возможных препятствий для спуска. Открылась
тяжелая рама легко, не издав ни звука. Стена под ним казалась
удобной, на первый взгляд. Вдобавок внизу, под окном, лежали на
просушке охапки сена, скорее всего для ремонта крыши конюшни,
темнеющей сбоку. Оставалось только дождаться и не просмотреть
фигурку рыжей, спрыгнуть и пройти следом за ней. Сделать что надо,
вернуться и вывести Серого из конюшни. Ему бы еще вторую лошадь,
чтобы уйти из поселка, спокойно, без проблем и как можно быстрее.
Мало ли, как относятся к Мэрай местные, погони ему не очень
хотелось.
Потянуло ночным холодком из открытого окна. Освальд глубоко
втянул воздух, принюхиваясь к запахам, выделяя те, что могли
заставить насторожиться. Все возможно в таком месте, мало ли? На
обоняние ему жаловаться не приходилось, и оно не раз выручало,
подсказывая появление противника раньше, чем тот появлялся на виду.
Сейчас в воздухе, кроме обычных запахов деревни и собственно
гостиницы, ничего не было. Что-что, а запах большого количества
лошадей, людей с оружием, обязательных металла и выделанной кожи,
смазки и гари, шедших бок о бок, в воздухе не ощущалось.