-Нам не докладывали — с ясно слышимой горечью ответила женщина,
теперь уже смотря на этого нового верзилу — сами-то вы... кто
будете?...
-Русские — охотно откликнулся Николай Федорович, пристраивая
копье к остальным и снимая свой рюкзак - пришли, вот, с Орденом
воевать — и подмигнул.
Шуток тут, на самом деле, не было никаких. На последнем этапе
подготовки было решено здесь, в Ливонии, и от простых людей не
скрывать их цели, наоборот — сразу их обозначать. О том была беседа
и со всеми бойцами, и (наверное) так или иначе эту же новость
узнают сейчас в остальных избах этой деревни. Другое дело, что
кто-то любит поболтать, а кто-то — не очень, но при наличии старца
бойцы, естественно, доверили это дело ему. Женщина бросила мешать,
что она там мешала, и посмотрела на Седова... пожалуй, что со
страхом. Повисла неловкая пауза, но тут один из бойцов, уже сидя на
лавке, попытался успокоить женщину:
-Старче верно сказал, но ты не пугайся, хозяйка. Кипятку бы нам,
поснедать пора.
-Нечем мне угощать вас — через паузу откликнулась та — у самой,
вон — и кивнула на три детские головы, так и торчавшие все это
время из-за занавески.
-Так у нас с собой есть — отозвался тот же боец — и вам
угоститься хватит, а вот кипяточку бы?... И руки где
сполоснуть?
-Воды не жалко — совсем другим тоном сказала хозяйка, бухая на
очаг горшок — и там вон, у дверей, в кадушке возьмите...
Прошло еще несколько минут, и дверка из сеней хлопнула, а в хату
просунулась голова:
-Старче у вас?... Старче! Пойдем, князь кличет.
Седов, переглянувшись со своими, подхватил копье и рюкзак и
вышел вслед за посыльным, а женщина, обернувшись к остальным, почти
сразу после его ухода спросила, уже с открытым любопытством:
-А это он что, взаправду говорил? А он кто? А с вами и князь
идет?...
-Старче-то? Конечно. А с нами не то что князь, а бери выше - сам
пресвитер Иоанн! - отвечал все тот же словоохотливый боец (из любых
трех один такой всегда найдется), пока остальные шуршали мешками —
сейчас, поснедаем да обскажем...
Тем временем Седов, выйдя во двор, с удовольствием вдохнул
холодного, но чистого воздуха после дымной избы (даже голова
немного закружилась), и в наступившей темноте прошел за
сопровождающим. Тот, подобрав из сугроба воткнутый факел, довел его
до дома старосты, после чего убежал куда-то дальше по своим делам,
а Николай Федорович прошел через сени (нормальные, и дом побольше)
и вошел внутрь. Разница в достатке чувствовалось, но и у старосты
печь была без трубы. Хотя и сруб был большой, пятистенок с
перегородками, и пол дощаный. Но свет, например, тоже был от лучин,
хоть и было их много. В самой же избе, кроме князя и хозяина,
обнаружился Петр, Ефим (с картой) и еще пара человек. Кто-то из
хозяйских женщин собирал на стол (один из бойцов помогал, доставая
припасы отряда). Сам староста сидел тут же, но выглядел совсем
другим человеком, не так, как на улице. Он как-то распрямился,
скинул верхний кожух и остался в обычных домотканых (грязноватых,
чего уж там) штанах с рубахой, и довольно-таки старой и засаленной
овчинной безрукавке. Но самое главное — изменилось выражение его
лица. Сейчас оно было не угодливым, а каким-то обалдевшим. Он
переводил взгляд с одного на другого нежданного гостя,
спохватывался, опускал глаза, и снова начинал в кого-то из них
всматриваться.