Пятая печать - страница 9

Шрифт
Интервал


ХАЗА – дом, убежище.

ХЕЗАТЬ – оправляться по-большому.

ХЛЫЗДИТЬ – нарушать договор.

ХЛЯТЬ – идти.

ХОДИТЬ СОННИКОМ – красть у спящего.

ХРУСТ – рубль. ХРУСТЫ – деньги.

ХУДОЖНИК – тот, кто «расписывает» – (режет карманы «пиской»).


ЦВЕТНОЙ – вор в законе.

ЦЕНТРОВОЙ – лидер.

ЦОРЕС – беда (евр.).

ЦЫМИС – «изюминка», вкус. (евр.).


ЧАЛДОН – коренной сибиряк (сСиб. дДиал.).

ЧМЕНЬ – кошелёк

ЧСИР, ЧЕСИК, ЧЕС – член семьи изменника Родины…


ШАРА – рынок.

ШЕВЕЛИТЬ ХВОСТОМ – делать противозаконное.

ШЕР АМИ – милый друг (фр.)

ШЕСТИДНЕВКА – довоенная неделя из шести дней.

ШИМАЗЛ – сопляк (евр.).

ШИРМА – предмет для прикрытия.

ШИРМАН – карман.

ШИРМАЧ – карманный вор.

ШКАРЯТА – штаны.

ШКОНКИ – нары из железных прутьев.

ШМАЙСЕР – автомат (нем.).

ШМУРАК – сопляк.

ШОБЛО – группа шпаны

ШПРЕХАТЬ – говорить (нем.).


ЩЕБЁНКА – сухари.

ЩИПАНЦЫ – пальцы рук.

ЩИПАЧ – карманный вор.

ЩУКА – спец. прищепка со шнурком (для щипача).

ЩУП – спец. пинцет (для щипача).

ЩУПАЛЬЦЫ – пальцы.


ЯРАР! – о-кей! Всё в порядке! (тат.).

Конец словарика.

ПРЕДТЕЧА ПРОЛОГА

СУМЕРКИ

Время – 22 июня 1941 г.

Место – с. Грачи Тульской обл.

Это было недавно,
Это было давно…
(Из песни)

Цепляясь лохматыми патлами тумана за покосившиеся кресты, угрюмо густея, ползут по кладбищу промозглые сумерки. И воет кто-то, воет, воет… И из сырой кладбищенской мглы крадётся липкий холодок сумеречной жути, подбираясь к сердцу, замирающему от дурных предчувствий. Воют и воют по ночам на унылом запустении деревенского погоста, душу рвут рыдающие стоны, полные безысходной тоски и печали. Небось, – собаки одичали?… а, может, упыри поют, тоскуя по человечинке? – не к ночи будь помянуты, окаянные! Ох, неспроста завыла нечистая сила! Говорят: раз так горько воют, – быть большой беде… А беда, поди-ко, давно уж пришла, да такая, что больше некуда: село преставилось. Не стало села! Ужо смеркалось, а ни огонька, ни бреха собачьего. Чёрные силуэты ветшающих изб, со зловеще заколоченными окнами, расплываются в зыбкой сиреневой мгле поздних сумерек. Лишь мелькают в безмолвии мёртвой деревни летучие мыши, бесшумные, как призраки неупокоенных душ.

После коллективизации жители деревни поисчезали. Кого раскулачили, кого далеко и надолго сослали, кого в лагеря законопатили в прохладный климат, а кто и сам завербовался на край света. Кто-то спился от чёрной безнадёги, аль, в тщетных поисках доли, сгинул неизвестно как и где в бескрайних просторах российских.