— За дом Аврелеев! — громко прокричал он своим юношеским голосом,
смотря на одетую в богатые ткани черноволосую девушку, сидящую
рядом с жирным толстосумом.
И, услышав его крик, девушка благосклонно улыбнулась, качнув
головой.
Женщины... Одна из причин, почему такие идиоты гибнут молодыми. Их
погоня за жизнью в конечном итоге приводит их в могилу... Или ко
мне.
Увидев, что я стою и не двигаюсь, толстосум недобро прищурился и,
громко высморкавшись, махнул на меня рукой.
То, что он сейчас сделал, являлось высшим оскорблением в этом мире,
но для него я был лишь никчёмным мясом для развлечения, что
подтвердилось криками и улюлюканьем толпы. Их смех и голоса,
которыми они ранее превозносили меня, теперь оказался на
противоположной стороне баррикад.
Таковы люди, и я привык к этому.
Махнув в очередной раз рукой, толстосум сделал знак диктору и тот
вновь прокричал:
— Да начнётся бой!
Я видел, как мой соперник сорвался с места и, занеся двуручный меч
над головой, с криком понесся на меня.
Его голова, ноги, руки и тело... Всё это было открыто для ударов,
будто этот юноша никогда ранее не участвовал в боях.
Находясь в расслабленном состоянии, я слегка дёрнул кистями рук,
дав себе почувствовать вес своих мечей, которые унесли десятки,
если не сотни, жизней.
Они были, как всегда, тяжелы и давили на мою душу. Но, спустя
столько сражений и количество отнятых жизней, я привык к
подобному.
Я не боялся крови, мёртвых тел и трупного смрада. Этот запах был
мне родным. И я также не чурался использовать низкие методы борьбы.
Ведь важно лишь достижение цели, а остальное — нет.
Именно поэтому, как только парень оказался в зоне досягаемости, я
резко присел и, зачерпнув клинками песок, бросил его в глаза юнца,
попутно уходя вбок и пропуская его тело.
— А-а-й! — прорычал он, сбившись с темпа и опустив меч, что стало
для него последней ошибкой.
Росчерк клинков, от стали которых отражались лучи солнца, и на
песок упал обезглавленный труп мальчишки, жизнь которого только
началась.
Я не слышал крик трибун, которые ранее затаили дыхание, а теперь
разрывались. Мои уши игнорировали речь диктора, пытавшегося
перекричать толпу. Лишь тихий плач девушки, которая больше не
увидит улыбки своего возлюбленного, был наградой и проклятьем для
моего слуха.