Записки из преисподней. О страстях и искушениях - страница 25

Шрифт
Интервал


Но вот наконец служба кончается, появляется священник, выстраивает всех в ряд перед купелью, и… О унижение! Наш подопечный, этот двуногий баран, отрекается от нас и отца нашего, подтверждая свое отречение дуновением и плевком, и приносит клятву верности Врагу!

После этого мы утрачиваем над ним ту почти безраздельную власть, которую имели раньше. И все его прежние дела, свидетельствующие о том, что он – наш душой и телом, те дела, которым мы ведем подробный и тщательный учет в течение всей жизни нашего подопечного, чтобы в свое время, когда его душа станет проходить так называемые мытарства, предъявить этот список как доказательство своих прав на нее… Как только он стал христианином, все списки его прежних дел, содеянных во славу отца нашего, идут коту Бегемоту под хвост! Что ж! Мы начнем новую запись. Ведь крестик на шее нашего подопечного не препятствует ему вновь начать творить наши дела. Привычка – вторая натура. Поэтому мы еще можем вернуть его себе.

Расскажу вам еще один случай из моей практики. В ту пору я работал в Египте. Вот где нам приходилось туго! Многие из тамошних, особенно монахи, теперь почитаются у христиан как святые. Так вот, в ту пору я получил одного любопытного подопечного[20]. Между прочим, как раз монаха. Даже больше того – отшельника. А к таким пациентам нужен особый подход: как-никак преданные и бдительные служители Врага… причем не за страх, а за совесть. Я работал с ним двадцать пять лет. И наконец нащупал-таки язвинку в его душе. Разумеется, поначалу это был всего лишь крохотный росточек гордыньки, который мой подопечный не разглядел и потому вовремя не выполол из своей души. Зато я, подобно терпеливому садовнику, взлелеял этот многообещающий побег так, что гордыня моего подопечного расцвела буйным цветом. И он, как это принято говорить среди его собратьев, пал. Причем по полной… После этого я поспешил с отчетом к нашему тогдашнему шефу, его адородию господину Прокурату[21]. Вместе со мной к нему явились Заноза и Кривой. Кусочники[22], а тоже мне, все лезут в вельзевулы. Да где им!

Кривой первым полез отчитываться: мол, он поссорил двух друзей, превратив их в смертельных врагов. А ведь прежде они были не разлей вода… Судя по его самодовольному тону, он рассчитывал, что получит поощрение со стороны нашего начальства.