Вадиму было странно и хорошо. Не то чтобы романтическая трепетность этих дней ушла, нет, он все так же был на пределе эмоций счастья, искал им выхода и хотел… играть! Лучше всего он мог бы выразить это там, на сцене.Но пришло и другое, то, что возрастало вне музыки, в простоте каждого дня обычной человеческой жизни. Такого у Вадима никогда не было и не могло быть без Милы.Теперь он разрывался между стремлением оставить только это, хотя бы на какое-то время, и горячим желанием взять Милу с собой и увести ее в свой мир. Уехать. И чтобы она была вместе с ним — там, в пространстве звучания рояля. Да она и так там. С того часа, как он увидел ее… нет, раньше, гораздо раньше…
— Вадик! Почему ты не ешь? Невкусно? Ты не любишь сырники?— Люблю.— Так поешь, остынут же.— Спасибо…Мила тоже устроилась за стойкой, поставила тарелку, взялась за упаковку со сметаной.— Тебе со сметаной? Вадик?Будь это кто другой на ее месте — Лиманский бы рассердился, что его отвлекают, но с Милой все было иначе.— Да… ты извини, я задумался просто.— О чем? Расскажи. О концерте? Ты волнуешься?— Пока нет. — Вадим был уверен, что она спросит: «Задумался, о нас?», а она о концерте. Это поразило и обрадовало. Оказывается, он хотел говорить с ней о концерте. Был уверен, что Мила поймет. — Волноваться я обычно начинаю часа за два. А как сегодня будет — не знаю.— По-другому сегодня?— Да, Милаша, сегодня я проснулся рядом с тобой и... хочу рассказать об этом Богу и Моцарту.Она замерла и смотрела на его руки. Повторила тихо:— Богу и Моцарту. И я услышу. — Она осторожно погладила руку Вадима. — И все люди услышат.— Я все не понимал раньше, о чем же это! И вот сейчас понял — это же беседа с Богом. Не молитва, а рассказ. Ведь и Моцарт сам есть Бог. Они с Создателем равны. — Он продолжал с середины фразы, Милу это не смущало, как будто она прочла его мысль с начала.
— Вадик… я не знаю, как сказать… слов не найду. Ты верующий, вот я о чем. Очень глубоко верующий человек. А говорил мне, что нет. Когда про Ксению рассказывал. Я бы хотела пойти туда, к ней, поблагодарить… за то, что тебя ко мне направила. А я молилась за тебя, так молилась каждый день!.. Ну поешь, пожалуйста, ведь остынет! — Она отпустила его руку. — Опять реветь буду, надо платки брать с собой в филармонию. — И она засмеялась. — Я не могу слушать спокойно, как ты играешь!— Надо же администратору позвонить было, чтобы оставил тебе место из брони. О чем я думал? Сейчас…— Сначала поешь!