Заметивший это Гена оставил его в покое и вскоре со свадьбы исчез. Жених его исчезновение обнаружит уже во время пира и почувствует себя весьма неважно…
Теща все время и в загсе, и здесь так смотрела на Евгения Максимовича, будто замуж за него выходила она. То глядит нежно, то тревожно, то зло. А то вдруг подошла и поправила ему галстук. За столом она сидела от него по правую руку, была необычайно возбуждена, то и дело, показывая глазами на какого-нибудь гостя, шептала ему в ухо:
– Это бывший сокурсник мужа, замминистра, выскочка… А этот ученый, что-то по электричеству…
Свадьба катилась уже сама по себе, официанты сменяли блюда, убирали пустые и ставили на стол новые, только что откупоренные бутылки. Становилось все более шумно. Иные тосты Евгений Максимович не мог даже расслышать. Какая-то женщина с высокой прической, вставшая с бокалом на дальнем конце стола, говорила безобразно долго, но что она говорила, Евгений Максимович не слышал и стал уже думать о чем-то своем, как вдруг она пронзительным голосом завопила: «Горько, горько!»
Заревела вся свадьба:
– Горько!
Евгений Максимович и Наташа встали и довольно небрежно поцеловались. Когда сели, он сказал ей:
– Ужасно целоваться по приказу пьяной рожи.
– Я этих рож в упор не вижу, – шепнула в ответ Наташа и вдруг рассмеялась: – У тебя вид человека на общем собрании по его персональному делу.
– Так и есть, – рассмеялся он.
– Ничего, во всяком собрании наступает прекрасный момент, когда объявляют, что повестка исчерпана.
Начал говорить лысый, багроволицый толстяк с громовым голосом.
– Натуля, дорогая, – начал он. – Кроме твоих родителей я здесь знаю тебя дольше всех.
Наташа шепнула мужу:
– Это мой учитель из школы.
– Я же помню тебя еще в школьном платье с передничком, – продолжал греметь толстяк. – Рыженькая такая девчушка, смущавшая покой одноклассников и радовавшая своих родителей похвальной прилежностью. Как сейчас помню случай: было это в восьмом классе в последнем семестре. Однажды вхожу я в класс…
Свадьба не слушала оратора, и даже его громовой голос не мешал ей разговаривать о своем, пить, есть, смеяться.
Евгений Максимович слышал только отдельные слова:
– Дисциплина… предметы… урок… Наточка… помню… – Каждое слово говорившего тост точно взрывалось в общем гуле голосов, в звяканье посуды.