Пейзажик, месье. Дилетант, конечно. 1901 год – вот здесь, в углу помечено, а подписи не разобрать. Должно быть, местный, потому как знаю я это местечко. Как из нашего городка выезжать, так сразу же направо, где сейчас бензоколонка стоит. А смотреть надо от кафе придорожного. Я-то помню его прямо таким как здесь нарисовано. Вот на этом холме я мальцом, бывало, ежевику да чернику собирал.
Матушка-то моя, земля ей пухом, мастерица была пироги с ягодами печь. Вот тоже, месье. Жил вот человек, рисовал. Для себя, видимо, рисовал, нравилось ему это дело, стало быть. Помер уж, наверно, давненько, а сколько же от него осталось… Я, к примеру, как посмотрю на эту картинку – безделица, вроде, и цена ей грош – так вкус пирога во рту и чувствую, да матушку и батюшку вспомню.
Прямо слеза прошибет. Да, ведь, наверно, не один я такой. Вон и вы, месье, я же вижу – без усмешки, с пониманием, стало быть, барахлишко мое перебираете. А дядюшке Полю иного и не надо…
С недельку еще у нас тут проживете, стало быть? Конечно, заходите еще, месье. В любое время буду рад вас видеть. Если закрыто будет, вон в колокольчик звякните…
Спасибо, спасибо, месье! Я уж, стало быть, вечерком… за ваше, хе-хе, здоровье, месье…
Вот уже две недели я свободен от той изматывающей меня в течение последних нескольких лет боли. Если можно привыкнуть к постоянным физическим страданиям, то я к ним привык. Непонятный недуг, вызывающий лишь глубокомысленное покачивание голов умудренных опытом лекарей, точил меня изнутри, убивал всякое желание жить, калечил мои мыслительные способности, концентрируя работу мозга только на ощущение физического страдания, размазанного по всему телу. В считанные месяцы я превратился в дряхлого старика, для которого было подвигом самостоятельно подняться с постели и подойти к окну, вдохнуть свежий ветерок, треплющий занавески запахом трав с ближайших полей. Бессонными ночами сквозь прижмуренные веки я ловил боязливо-жалостливый взгляд немолодой, доброй сиделки. Взгляд, что лучше любого светила медицинской науки диагностировал мой стремительный полет к смерти.
Ужаснее всего было то, что физическое заболевание полностью убивало мои мысли, так любившие бродить по лабиринтам вечных вопросов бытия, мою память, привыкшую толкаться среди неисчислимой людской толпы, выплескивающейся со страниц исторических фолиантов в мой уютный кабинет. Убивало мою бессмертную душу, стремящуюся парить в неведомых далях и высях.