Приподнимаюсь на
цыпочках, двигаю пальцами по воротнику его распахнутой рубашки, и неловко
провожу языком по его губам.
— Хорошо, — не
отстраняясь, шепчу.
Кажется, даже такого
простого действия хватает Мирону, чтобы отпустить себя. Он буквально набрасывается
на мои губы своими, терзая их с особенным напором. Меня захлёстывает его силой,
и я понимаю, что ни черта не готова. Всё это слишком… Пытаюсь вытолкнуть чужой
язык изо рта, но безуспешно. Не уверена, что Мирон вообще это заметил. И
хорошо, если нет.
Я не должна
сопротивляться. Не имею права. Я больше не принадлежу себе. Как минимум неделю.
Словно не своими руками
обвиваю его за шею, невпопад шевелю губами, лишь бы хоть как-то действовать.
Впрочем, Мирону хватает и этого, чтобы уже начать увлекать меня в постель. От
него вообще такой пожар исходит, что я тоже уже горю, хоть и далеко не от
возбуждения. Меня просто заживо испепеляет всей этой неотвратимостью.
Да, целующий меня
мужчина красив и хочет меня — но оба этих факта не вызывают во мне ничего, кроме
внутреннего надлома. Хорошо хоть Мирон достаточно возбуждён, чтобы имитации
действий с меня ему было достаточно.
Цепляюсь ему то в
плечи, то в волосы; а он на это меня сильнее к себе прижимает, чуть ли не
вдавливает. Целует грубо, жадно, глубоко. И явно только расходится. У меня уже
губы саднят и немеют, да и, кажется, опухают ощутимо. А каждое его
прикосновение к моему почти голому телу бьёт словно разрядами тока до самого
сердца. Вот-вот, и не выдержу.
А Мирон уже на постель
меня опускает, к кромке трусов рукой отпускается, явно хочет содрать их.
Оставить меня голой… Чувствуя, как его пальцы быстро избавляют меня от белья,
напрягаюсь всем телом; на что меня жёстче целует, словно затыкают мысленный
протест. А потом его ладони жарко мнут в ладонях мою грудь, которая,
оказывается, тоже уже не в лифчике. Мирон чуть ли не вжимает меня в постель, и
от этого чувство беспомощности лишь усиливается.
Несколько секунд теряюсь
в пространстве, ощущая себя чуть ли не мизерной перед напором возбуждённого
мужчины. Но быстро прихожу в себя, стоит ему слегка отстраниться и в какие-то
секунды расправиться уже со своей одеждой. Мы теперь оба абсолютно обнажены
друг перед другом, и одна только мысль об этом вызывает дрожь.