Вот только ему на это вообще ровно. Вряд ли вообще
чувствуется. Мирон лишь слегка приподнимается на локтях, покрывая хаотичными
поцелуями моё лицо. Дышит хрипловато. А я впиваюсь ему ногтями в спину. Внутри
до сих пор режет и горит, но пусть не медлит, пусть это поскорее закончится.
Лучше всё равно не будет.
Делаю неуверенное и неровное движение навстречу его
члену, который уже буквально ненавижу. Дыхание Мирона мурашит мне ухо, пока он
прикусывает мочку и резко толкается мне внутрь. Снова ловлю его губы своими,
лишь бы хоть как-то отвлечься от боли. Мирон с готовностью целует, глубоко и
жадно, буквально трахая языком мой рот.
И не только рот и не только языком… Ведь
одновременно с поцелуем мужчина во мне ещё и двигаться начинает.
Наверное, в его понятии это неспешный темп, но для
меня каждый толчок — это невыносимая боль, разрывающая в ошмётки, это
раскрошенное сердце, которого уже, наверное, нет…. Это разбитые надежды,
которые, оказывается, ещё не сдохли днём, и теперь оставляют меня одну с
тянувшем ноющим чувством внутри.
Поражаюсь сама себе. Ведь продолжаю блядски стонать
и даже движения навстречу делать, будто меня сейчас не пытают буквально. Каждый
новый вдох даётся с трудом, ни за что не могу зацепиться взглядом, комната ходуном.
Потолок кружит голову. Размашистые толчки всё сильнее выбивают. Всё сложнее
держаться. Но я должна… Не в обморок же скатиться. Так меня точно заменят, что
для Мирона будет значить лишь досадное обстоятельство, а для меня и близких —
смерть.
Ощущение, что я уже умираю, разбиваюсь раз за разом,
а потом снова. Это бесконечная пытка, где сегодняшняя ночь — лишь начало. Таких
замкнутых кругов будет ещё немало.
Это только в первый раз настолько хреново? Иначе
почему все так носятся вокруг секса…
Лишаюсь мыслей, когда Мирон
властно за талию меня к себе ближе сгребает и яростнее натягивает на член.
Вскрикиваю, на что он трахает ещё более рьяно и глубоко.
Мутнеющим рассудком
улавливаю, что это, наверное, перед оргазмом он так. Зубами цепляюсь Мирону в
плечо, силясь хоть как-то перетерпеть. Он не реагирует, продолжает вдалбывать
меня в кровать и лишать остатков сознания. А потом, наконец, кончает. Причём
внутрь.
И ведь не сразу в покое
оставляет, выходит лишь ненадолго и снова внутрь толкается, не делает передышку.
Всхлипываю от одной только мысли, что Мирон хочет сразу на второй заход, но, к
счастью, нет. Ещё немного подвигаясь, он оставляет меня в покое. Удовольствие
себе, значит, так продлевал. А мне — пытку.