Сегодня я должна быть
особенно хорошей девочкой…
Вот только сейчас, хотя
бы в эти короткие секунды, разрешаю слезам скатиться по щекам. Не вытираю их,
опадая на пол ванны. Трясусь в беззвучных рыданиях, чтобы потом хладнокровно
вымыть раны на теле, скрыть царапины джинсами, в которых меня похитили. Сверху
надеть кофту с длинными рукавами. А отбитые ладони хорошенько намазать кремом,
чтобы сгладить шероховатость.
Нанести макияж,
расчесать волосы, нацепить улыбку.
Может быть, Мирон
всё-таки ничего не заметит.
Если я особенно
постараюсь…
************
Мирон заходит ко мне
совсем поздно. Когда я уже полчаса как вышла из ванной, полностью готовая.
Внешне, конечно. Несколько раз критично осматривала себя в зеркало — раны не видны,
взгляд уже менее дикий, скорее пустой. Мирону подойдёт и такой.
Есть, конечно, риск при
снятии одежды, но этот ублюдок всегда сильно возбуждается, в порыве страсти
может и не заметить. А мне придётся подогревать эти порывы, разогревать их до
максимума. Потому что я даже не знаю, что сказать ему в случае вопросов. И
думать об этом заранее не хочу.
Когда дверь
открывается, являя мне хозяина особняка и, что уж, моего тоже — я впиваюсь
ногтями в и без того пострадавшие ладони. Лишь бы сдержать слёзы, которые снова
подступают при одном только виде Мирона.
Цепляю на себя улыбку,
делаю к нему пару плавных шагов… И застываю, только сейчас заметив, насколько
он мрачен. Непривычно, тревожно, почти пугающе.
Я, кажется, даже
дыхание затаиваю, не решаясь ни сказать что-то, ни надеться. Хотя последнее
очень уж сложно. Ведь может же быть так, что его настрой связан с той папкой?
Ведь не так уж невозможно, чтобы в Мироне начала просыпаться совесть?
Не спугнуть бы…
Успокоиться бы хоть немного.
Мирон смеряет меня
странным взглядом, под которым я, кажется, и вовсе перестаю дышать.
— С этого дня никаких
совместных завтраков, разговоров, — неожиданно заявляет он таким суровым
голосом, что я леденею. — И спать с тобой в одной комнате я больше не буду.
Делаю рваный вдох, не
зная, как воспринимать такие заявления. Меня словно навзничь швыряет этими
словами — куда-то ему под ноги, как ничтожную вещь. Не то чтобы я сильно
надеялась на его пробуждение совести, но всё равно не была готова к прямо
противоположному. Мирон говорит со мной так, будто это я в чём-то провинилась,
а не он ведёт себя, как мудак.