Я
хмыкнул.
–
И вот они бросили школу и пошли ему хату до ума доводить, –
продолжил рассказ Катафьев. – А я как раз из реабилитации
вернулся…
Тут Катафьев запнулся и сконфуженно взглянул
на нас, не заметили ли прокола. Но мы сделали вид, что не заметили,
и он, успокоенный, продолжил:
–
И вот нагрянул я, значит, в Чесноковку, гляжу – моя школа стоит,
как была, и никакой ремонт там не делается, а мужики этому говнюку
хату шпаклюют.
Он
вздохнул и продолжил:
–
Ну, я вспылил конечно сперва, а потом дождался, когда он уедет
силосовать, и к мужикам подошел: «Что говорю, вы дальше делать
будете?», «Да, – отвечают, – хозяин хочет всю стену виноградом
разрисовать, чтобы красиво было». А я уже смекнул и говорю: «Да
зачем виноградом? Это ерунда. Виноград же синий. Вечером и утром
почти не видно будет. Лучше уж маками. Алыми. Как звёзды на
Спасской башне. Красиво же. И видно издалека. Он вам за это еще и
приплатит, вот увидите».
Катафьев весело взглянул на нас и задорно
хохотнул:
–
Ну, а потом я ушел. А мужики трафарет сделали и все стены ему
маками и зарисовали. Он возвращается – а тут весь дом в маках. Ещё
и краской корабельной рисовали, дорогой. А её хрен смоешь, пришлось
потом всю шпаклёвку до основания счищать. Ох и орал он! Ох и орал!
С тех пор враг он мой наипервейший, – закончил Катафьев довольным
голосом.
–
Ну вот видите, – кинул Глобус с видом прокурора, огласившего
приговор.
–
Хм… – задумался Катафьев и сказал, – Да, это стопроцентно он. Вот
гад! Тварюка! Ну теперь я ему задам! И ничто меня не
остановит!
С
этими словами он, широко шагая, выскочил из конторы вон.
–
Ну вот зачем ты так? – упрекнул я Глобуса. – Теперь же пострадает
невиновный человек.
–
А что, лучше, чтобы мы пострадали? – возмутился Глобус. – Ты его
кулаки видел?
На
это замечание у меня ответа не нашлось.
Некоторое время мы шуршали бумажками в почти
полной тишине.
–
Кот и Мак, – не выдержав, хихикнул Глобус. – Почти как «Чип и
Дейл».
–
Или Чук и Гек, – заржал и я.
Апофеозом же этого непростого трудового дня
стал вечерний визит в дом бабы Дуси вихрастого пацана, в веснушках
и форме.
–
Я участковый, старшина Врубель, – строгим голосом произнёс пацан, –
а вы, говорят, новые агрономы?
–
Да, – несколько растерянно ответил я и представился, – Борис
Рудольфович Трубкин.
Участковый кивнул и записал в
тетрадку.