Я с удивлением почувствовал, как вздрогнул и тяжело задышал
рядом со мной Рон. Отступив от чернеющей под стволом присмиревшей
ивы дыры, рыжик пробормотал:
— Наверное, ты прав, Малфой, нам надо вернуться.
Драко от изумления не нашёлся, что ответить, а Гермиона
рассерженно топнула ногой:
— Тогда я одна пойду, раз вы такие трусы!
Не успели мы опомниться, как девочка бесстрашно нырнула в чёрный
зев лаза.
— Гриффиндорка! — простонал Драко.
— Я тоже пойду! — решительно заявил Невилл. — Гермиону нельзя
бросать одну.
Надо ли говорить, что под иву полезли мы все? Я понимал, что в
случае чего декан с меня и Драко шкуру спустит, но и Невилл прав:
нельзя девчонку одну оставлять.
Мы очутились в узком, усеянном обломками камня и веток коридоре.
Было темно, только впереди мелькал огонёк: Гермиона зажгла люмос.
Мы тоже наколдовали себе огоньки и осторожно двинулись вперед.
Конечно, не будь мы вместе, уже давно каждый из нас сбежал бы
отсюда, но впятером мы чувствовали себя намного храбрее. В крови
бушевал адреналин, и даже у Рона азартно сверкали глаза. Было
одновременно и страшно, и интересно: что там, в этой таинственной
хижине?
Не знаю, сколько мы бродили в этом тёмном коридоре. Но вот в
подрагивавшем свете наших люмосов появилась старая лестница с
деревянными, потрескавшимися от времени ступеньками. Гермиона
подняла повыше свою палочку, вглядываясь в терявшуюся во тьме
верхнюю площадку, и прошептала:
— Ну что, идём?
Но не успела она поставить ногу на первую ступеньку, как прямо у
нас над головами раздался дикий вопль. Мы оцепенели. Однако жуткий
звук больше не повторялся, и Гермиона ступила-таки на лестницу. Вот
безрассудная девчонка! На самом деле, истинная гриффиндорка!
Прокравшись по поскрипывающим ступенькам, мы очутились в
небольшой пыльной комнате, в которой рядом с кучей рваных матрасов
поражённо застыл… профессор Люпин.
***
Ремуса скрутил первый приступ боли, и он, не выдержав, громко
взвыл. К счастью, продлилось это недолго, судорога отпустила,
Люпин, тяжело дыша, подошёл к пыльным матрасам: трансформация
переносилась легче в лежачем положении.
Повернувшись, Ремус замер: в дверях стояли пятеро первокурсников
и ошеломлённо смотрели прямо на него.
— Профессор Люпин? — первой опомнилась девочка. — Вы слышали
жуткий вой, профессор?
Ремус вздрогнул. Приближалась вторая волна боли, а эти
неразумные дети и не думали уходить.