Снейп что-то шепнул Дамблдору, и тот резко поднялся. В зале
воцарилась тишина, все уставились на директора, ожидая очередной
речи, а он застыл, кажется, забыв, где находится. Снейп тронул его
за рукав, словно напоминая, и Дамблдор, будто очнувшись, глухо
сказал:
— Прошу прощения, дело чрезвычайной важности вынуждает меня
покинуть вас.
Он устремился за дверь вместе со Снейпом, и его серебристо-синяя
мантия развевалась в унисон с чёрной мантией профессора.
Немного погодя профессор Флитвик отпустил всех в спальни, за что
Гарри был очень благодарен, поскольку не знал, как долго сумеет ещё
продержаться. Других студентов заинтриговала маленькая драма,
разыгравшаяся среди преподавателей, но Гарри сейчас интересовала
только кровать.
Невилла по-прежнему не было. В ногах кровати стоял его
нераспакованный чемодан. Его жаба, Тревор, одиноко (как полагал
Гарри) сидела в своей банке на прикроватном столике Невилла.
Гарри быстро принял душ, переоделся в пижаму и нырнул под одеяло
ещё до того, как пришли остальные мальчики. Ему совершенно не
хотелось объясняться по поводу своих многочисленных синяков.
Неожиданная мысль пришла в голову Гарри. Он посмотрел на почти
зажившие синяки на внутренней стороне предплечий. Он получил их от
дяди Вернона, когда пытался защититься от удара фирменной узловатой
палкой Дадли. Синяки, которые показал им Невилл, были очень
похожи.
Гарри решил спросить Невилла об этом утром и впервые за
последние недели спокойно уснул.
За завтраком Гарри заметил, что мадам Помфри и профессоров
Макгонагалл, Спраут и Снейпа снова нет. На этот раз отсутствовал и
Флитвик.
Оставшиеся за столом преподаватели хранили полное молчание.
Хагрид вытирал глаза огромным носовым платком. Одна из
преподавательниц, которую Гарри нечасто видел за завтраком, женщина
в огромных очках, делавших её похожей на гигантское насекомое,
совершенно посерела и тряслась, явно пребывая в шоке. Мадам Хуч
обняла профессора арифмантики, которая, казалось, плакала,
уткнувшись лицом в её мантию. Профессор Люпин сидел неподвижно,
уставившись в свою чашку.
Дамблдор выглядел так, словно за одну ночь постарел на пятьдесят
лет.
— Прошлой ночью в Больничном крыле умер Невилл Лонгботтом, —
сказал он тихим голосом, который, тем не менее, был слышен в каждом
уголке зала.