Всё, что я могу в настоящее время, так это зарабатывать
репутацию и обрастать связями. Даже поступление в Университет... уж
на что я не знаю истории, но помню, что с осени семнадцатого года
занятий в Университете фактически не было. Были митинги, заседания,
революционные штабы... но не занятия. По крайней мере, в должном
объёме.
Да и чёрт с ними! Мне нужна репутация студента. Не гимназиста и
даже не человека, уже окончившего гимназию, а именно студента. Я
по-прежнему намереваюсь получить высшее образование, а зная немного
европейскую психологию и бюрократию, продолжить учёбу, пусть даже и
в другой стране, мне будет много проще, чем поступить с ноля.
А ещё - связи. Студенчество, профессура, учёные... я не знаю,
как повернётся ситуация, но меня должны не просто знать, но и
воспринимать как человека многообещающего и полезного, которому
можно и должно (!) оказать помощь.
А пока...
- Каледин Алексей Максимович...
- Проблемно... - выдыхаю я, глядя в разложенные на столе бумаги,
и обхватываю руками коротко стриженую голову.
- ... ирод ты, Петька, вот ужо я тебя, неслуха! - донеслось из
раскрытого окна. Я поморщился досадливо, а во дворе продолжался
шумный разнос несносного Петьки.
Зажал было уши руками, но только укололся грифелем, да ещё и
обломав кончик. Чертыхнушись негромко, отложил в сторону карандаш,
потёр потные виски и снова уставился в бумаги.
- ... и если ты ещё раз, - разорялась проклятая баба, даже не
думая приглушать голос, так что я зашипел от досады, не хуже
чайника на примусе.
После неудачного мартовского восстания, подавленного войсками с
необыкновенной жестокостью, в Москве и
Петрограде[i] не было ни одного хоть
сколько-нибудь заметного митинга. А цензура, и без того
бессмысленно жестокая и тупая, выплеснулась за рамки здравого
смысла.
Народ притих, но протестные настроения остались, покрывшись
гнойной коростой гвардии, казаков, которых ради этого снимали с
фронта, и не слишком многочисленных, но яростно-патриотичных
черносотенцев, которые выискивают крамолу и бунтовщиков с упорством
психопатов. Сколько погибло народа во время мартовских событий,
подсчитать невозможно, но даже правительство, склонное к
преуменьшению неугодных ему цифр в разы, а то и в десятки раз,
говорит о тысячах убитых бунтовщиков.
... я потом видел следы пуль на кирпичных стенах, и плохо
замытые следы крови, говорящие даже не о боях, а о расстрелах!