А в ушах ревет кровь и сквозь триумфально-барабанный бой сердца я уже не слышу слов своего любовника, потому что он, кажется, тоже внезапно разучился говорить. Его глаза закрыты, черты лица заострились, приобретя какую-то хищную жесткость, голова немного откинута назад, и я вижу, как по бронзовой шее стекает капелька пота, поднимаю к ней руку – в кончики моих пальцев ударяется бешеный пульс и я вновь ощущаю – именно ощущаю, не просто слышу, – странный, до безумия возбуждающий вибрирующий звук мужской страсти.
– Р-ракшаси атта, – на незнакомом языке прорычал Рик. – Атта ихиро…
И не останавливаясь, ни на миг не прекращая резких, давно утративших медлительную нежность движений, склонился к моему плечу и с довольным урчанием облизал следы оставленные его зубами.
Я извращенка. Сумасшедшая мазохистка, не иначе, потому что выгнулась, будто меня током прошило и жалобно захныкала:
– Пожалуйста!
В этот раз больно не было, потому что Рик не кусал, лишь легонько прихватил зубами мою кожу, но мне и этого хватило, чтобы сорваться за границу реальности.
В себя приходила долго. Медленно восстанавливала сбившееся дыхание, собирала вместе слегка ошалевшие мысли… Одна из них заставила улыбнуться, лениво и довольно. Впрочем я себе так и чувствовала: ленивой, довольной и в абсолютной нирване.
– О чем думаешь? – шепнул над ухом Рик.
Мы все еще лежали на его полке – голые и потные, – и несмотря на то, что места было не очень много, нам было хорошо и уютно. По крайней мере, как уже было сказано, мне. Приоткрыв глаза, я слегка повернула голову, заглядывая попутчику в лицо. Наверное, будет плохой идеей, сказать ему о том, что улыбаться меня заставила мысль о том, что это я хорошо попала. В том смысле, что одним ударом двух зайцев убила: и узнала, наконец, что такое настоящая страсть, и от Дома избавилась раз и навсегда. Нет. Не стану о нем вспоминать. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
– Ни о чем. Просто…
Рик притянул меня к себе за шею и поцеловал.
– Скоро станция, – сообщил, глянув на табло настенных часов минуту спустя. – Надо одеться.
– М-гу, – я зевнула. Шевелиться и что-то делать не хотелось от слова «совсем».
– Давай, лентяйка! – он пощекотал мой бок, и я хихикнула. – На Внешнем Контуре у вагонов будут колеса менять, гонять нас по станции туда-сюда минут сорок. Я как раз успею сбегать в магазин. Помнится, тут на привокзальной площади была какая-то Вечерка.