Изъятие зашло слишком далеко,
и я сам не понимаю, каким чудом удалось справиться с криддой!
Тут я немного слукавил: никакого чуда не было. Обычная рутинная
процедура — подобные ей упражнения в иное время приходилось
проделывать по нескольку раз за урок. Правда, практика проходила не
на «живых моделях»…
Ведунья пристыжённо молчала, а мне становилось всё хуже и хуже.
Думаете, я хотел обидеть и унизить эту старую женщину? Если бы… Я
злился. Злился и никак не мог простить — то ли себе, то ли судьбе,
— что обстоятельства заставили меня убивать. Наверное, потому что
каждая смерть, виновником которой мне доводится стать, тягостно
звенит в моём сознании порванной струной. Недолго, конечно: я бы
сошёл с ума, слушая этот надрывный вой. Недолго… Но не получается
привыкнуть к опустошению, которое накатывает на меня в тот миг,
когда из Серых Пределов в наш мир заглядывает Вечная Странница.
Иногда она улыбается мне — и от хищно-понимающей улыбки сжимается
сердце. Иногда приветственно кивает — и я киваю в ответ… Можно
познакомиться поближе, но не спешу подать ей руку. Не сейчас.
Позже. Когда совсем устану. Когда чувства затупятся, как старый,
натруженный клинок. Когда… Может быть, очень скоро.
Я злился, и моя злость изливалась на первый же попавшийся под
руку предмет. На старуху-ведунью. На Ниду. На варежки, которые я
остервенело мял в пальцах. Надо успокоиться… Успокоиться…
Успокоиться… Глубокий вдох. Медленный выдох. Ещё разок. Ну вот,
пульс начинает походить на самого себя, а не на взбесившуюся
лошадь…
— Впрочем, вы вправе не слушать всю эту ерунду. Живите как жили.
Я не могу судить ни себя, ни вас. — Направляюсь к выходу.
— Не держите зла, Мастер… — робко попросила девушка.
— Зла? — Я обернулся. — О нет, не буду. Но и добра вспомнить не
смогу. Может быть, потому что его и не было?
Нида хотела что-то сказать, но, встретив мой взгляд, осеклась и
опустила голову.
— Прощайте, почтенные!
И я хлопнул дверью, устав находиться среди тех, кто без малейших
угрызений совести был готов принести в жертву чужую жизнь…
* * *
Злость не желала уходить — только сменила цвет своей шкурки. По
мере приближения к дому доктора я начинал злиться именно на дядю
Гиззи. Ведь как чувствовал: не хотел никуда идти, а он… Выпихнул
меня за порог. Тоже мне радетель за старых женщин! Да она не стоит
и волоска на моей голове!