В общем, «Сейбр» я прохлопал и узнал
о нём, только когда увидел трассы вокруг кабины, и пришлось срочно
сваливать с линии огня. Проскочив, американец прицелился по моему
ведущему. Я дал очередь «Сейбру» в след, совершенно наугад, потому
что на вираже и на перегрузке дальномер глюкнул, а перевести в
ручной режим не успел. Тем не менее, парень понял предупреждение и
юркнул в сторону, за ним – ведомый, даже не попытавшийся сделать
паф-паф. А мой капитан, наверно, даже не узнавший, что только что
едва не увидел свет в конце тоннеля, пристроился к Б-29 и саданул
ему по хвосту. Сблизившись чересчур, попал в струю винтов, его МиГ
опрокинуло вверх брюхом, и ведущий провалился вниз. Американский
бомбер нарисовался передо мной метрах в шестистах.
Хвостовой стрелок молчал. Наверно,
негр погиб при первой атаке (да-да, наверняка тот самый случай, «мы
сзади не летаем, только негры»). Ещё раз крутнувшись, чтоб быть
уверенным – в ближайшие десять секунд меня не возьмут за задницу, я
ещё сократил расстояние, взяв чуть ниже, чтоб не угодить в струю
винтов, и ввалил от всей души, целясь в корень крыла. На «Сейбре»
принял бы чуть в сторону и пустил бы самолёт скольжением, чтоб
прошить ему борт от пилотской кабины до хвоста. Но МиГ нихрена не
скользит из-за аэродинамических «ножей»…
По МиГу хлестнула очередь из турели
под фюзеляжем[ii]. Попали или не попали –
не знаю, был занят, и моё занятие принесло плоды. Левая плоскость
«суперкрепости» вздрогнула и начала отгибаться вверх, словно крыло
птицы, собирающейся взмахнуть им. Но самолёты крылом не машут! Я
рванул с переворотом влево и погнался за своим капитаном, радостно
проорав ему в эфир: «Сто тридцать третий! Боря! Я добил твоего
бомбера! Падает!»
Мы снова набрали высоту, пукнули в
«Сейбров» остатками боекомплекта, чтобы внести дополнительную
сумятицу, и полетели домой. Перед поворотом для выхода на глиссаду
пронеслись над Ялу. Около моста что-то дымилось, но сам мост вроде
цел… Накося выкуси, небесные пророки!
Когда выпустил шасси и закрылки,
шепнул Володьке: «Хочешь посадить?» Тот радостно вцепился в
рукоятку пятернёй, на время – снова его. Я понимаю пассажира, в
душе снова зазвучала та песня северных лётчиков:
И пока будем жить, будем в небо
стремиться всегда,
Я минуту полёта за год не земле не отдам.