Найдер
кивнул и повертел трость в руках.
— Я
надеялся, ты скажешь правду. Со мной все ясно, а ты? Не повторяй:
«И мой дом тоже!»
Раз
засунул руки в карманы. Одной нащупал футляр с таблетками, другой —
пачку сигарет. Он свернул на соседнюю улицу, но, увидев на углу
дома табличку: «Улица Паровой котел 3», остановился. Та правдивая
тройка, твердая для большинства, но податливая для немногих, только
своих.
— Раз, —
позвал Найдер. — Я никогда не видел у тебя такого выражения, как
сегодня. Ты же еще вчера был самым черствым ублюдком на свете, что
изменилось?
Тот
внимательно посмотрел на друга: с решительным упрямым взглядом,
волевым подбородком, твердыми чертами лица. Оша никогда не подводил
за три года. Может, прятался за ухмылками, за грубоватыми криками,
но для своих он не жалел ничего. Найдер заслуживал правды, ему
можно было довериться. Разум говорил так, но противный голосок
внутри напоминал о другом. Раз уже однажды заплатил за доверие, и
если что, больше ему расплачиваться было нечем — немногое от него
осталось.
— У меня
есть личные счеты и с аристократией, и с учеными. Я хочу это дело.
Я должен довести его до конца, — с напором произнес Раз. —
Оказалось, есть чувства, которые не заглушить никакими
таблетками.
— Месть? —
друг все понял. — Почему имя дана Адвана так задело
тебя?
Раз снова
посмотрел на белую тройку на красной табличке на углу
дома.
— Я знал
его. Я тоже когда-то был аристократом.
Найдер не
сдержал смешка:
—
Наконец-то. Всего три года, и ты признался.
— Ты
знал?
— Когда ты
пришел в «Вольный ветер» в поисках работы, ты походил на облезлого
грязного пса, но было видно, что если отмыть его и вывести вшей,
покажется порода. Ты же до сих пор говоришь, не как жители Цая, а
все эти твои рубашечки и жилетки! От тебя разит Арионтом, — Найдер
помолчал и добавил: — Так ты расскажешь мне?
— Просто
давай сделаем дело?
—
Идет.
Раз и
Найдер свернули к мосту через Мэцкий канал. Один шел, держа спину
прямо, так быстро, что казалось, трость ему нужна вовсе не для
ходьбы. Второй чуть сгорбился, запустил руки в карманы и постоянно
шевелил губами, мысленно перебирая цифры — до ста, тысячи и все
дальше, лишь бы ненавистное имя снова оставило в покое. Не
оставляло.
Летела мелкая крошка снега, воздух
казался белым-белым, и темная фигура Рены резко выделялась на этом
фоне. Девушка поправила рукой в черной перчатке высоко забранные
волосы и свернула с набережной Холодного моря на проспект Свободы.
Под ногами предательски скользила брусчатка, но Рена не замедляла
шаг, словно пыталась попасть в сумасшедший ритм города.