Хм, интересно. Почему именно он? Неужели жандармские штучки?
Ведь эти кухаркины сыны так и не сказали, как они меня нашли, а мне
неуютно, когда кто-то неизвестный может найти меня в любое время.
Вот и будет о чем побеседовать с Решетниковым. Я ведь столп
империи, чтоб меня. Имею право знать.
– Всегда, Женя! А если меня там сейчас убьют? – делано и с
бессменной улыбкой на лице стал возмущаться Кочкин, но приказ
принял к исполнению немедленно.
Уже через мгновение, насвистывая странную мелодию, жандарм
прогулочным шагом направился в сторону входа и без какого-либо
страха прошествовал внутрь, перед этим не забыв оставить дверь
открытой. Но уже через секунду, своим реанорским зрением, заметил,
как радостный взгляд его потух и нехотя парень перебросился с
кем-то словами, а затем, посмотрев в нашу сторону, поманил всех к
себе рукой.
Трепещи Ракуима! Да там же полог на весь первый этаж постоялого
двора раскинут! Вот же дрянь, теперь многое понятно.
К тому же через минуту я смог лицезреть всё сам. Стоило мне
протиснуться внутрь помещения, как взгляд тотчас наткнулся на
весьма занятное зрелище, а после моего появления оживление начало
расти небывалыми ранее темпами.
Сейчас зал отдыха походил на четыре лагеря.
Первый лагерь заняли отдыхающие изгои, которые молча и с
любопытством, лишь изредка тихо перешептываясь, наблюдали за тремя
другими группами. Да и сам Мартын с неприкрытой ухмылкой взирал за
происходящим, стоя за барной стойкой.
Второй лагерь состоял из пяти бойцов Трубецких, об этом говорили
их родовые темно-синие спецдоспехи и форма, а также несколько
гербов на снаряжении. Эти ребята, заняв два столика, поцеживали
что-то не алкогольное, не сводя при этом взгляда со входа.
Третий лагерь состоял также из группы в пять человек. Одеты те
были почти идентично отряду Трубецких, лишь с некоторыми
изменениями в тёмно-бордовой броне, да и их неизвестный герб на
экипировке я ни разу не видел, но догадаться было не сложно, кто
это такие. Осокины.
Мой «папуля» уже прознал обо всём и прислал своих людишек.
А вот четвертый лагерь принадлежал одному единственному человеку
в форме третьего тайного отдела. Решетникову. А с учетом того, что
его тёмные одежды с символикой пугали похлеще чумы, то свободного
пространства рядом с ним хватило бы на немалый отряд изгоев.
Жандарм сидел с хмурым видом, то и дело изучающе посматривая на
Трубецких и Осокиных.