— Угу, турка ван-шван, а ты и поверила? На улице Магнолий вон,
мейн-куны шастают, а присмотришься к ним — дворняги дворнягами,
сплошь беспородные все. Мейны более мордастые и тяжелые, не то что
эти голохвостые барбосы.
Сходила Петунья на ту улицу, поглазела на мейн-кунов и тоже
заметила некоторые нюансы, которые отличали их от породистых кошек.
Попутно познакомилась с их хозяйкой, миссис Фигг, сухонькой
старушонкой, выяснила, что та недавно переехала откуда-то с
севера.
Ушла Петунья с неприятным ощущением чего-то недоговоренного,
бабка ей ни капельки не понравилась, лживая насквозь, говорит
что-то, а сама глазками зырк-зырк по сторонам, как воришка какая…
Петунья поклялась себе, что нипочем не пустит эту стремную
старушенцию даже на порог.
После письма Северуса пришлось сменить первоначальные планы и
сделать Гарри второй паспорт на имя Поттера, чтобы он пошел в школу
уже по нему. К двум с половиной годам Гарри знал, что его фамилия
для всех Поттер. Это его слегка запутало, мальчик начал
задумываться о том, что здесь что-то не так. Он — Поттер и
Эванс-Снейп. Брата зовут Дадли Дурсль. Мама на самом деле является
тётей Петуньей. Папы у него нет. Но есть дядя Вернон и он же — папа
Дадли.
В таком возрасте дети, впрочем, не умеют долго думать, их
развивающийся мозг слишком забит впечатлениями, и мысли маленького
человечка хаотично мечутся и скачут с одного на другое. Сейчас для
Гарри был период самообретения и открытий, которые он начал
сознавать. Ведь раньше, в год-полтора, если он видел что-то новое,
то не задумывался — что это, теперь же, видя тот же предмет, Гарри
с восторгом узнавал, что он как-то называется.
Самообретение заключалось в том, что Гарри осознал себя
отдельной личностью, стал понимать, что имеет личное пространство,
и что есть такое любопытное понятие — собственное «я». Главными
понятиями сейчас для него стали «я сам» и «моё». Из-за чего
участились драки с Дадли, у которого был тот же период. Мальчишки
жадились буквально из-за всего, из-за каждой мелочи устраивали
прямо-таки Ледовое побоище. Кроме того, охваченные внезапной жаждой
знания, мальчишки целыми днями болтали без умолку, ошарашивая
взрослых престранными вопросами, от которых Вернон с Петуньей
впадали в ступор.
— Мама, люди говорят по-человечески, а как говорят овечки —
по-овечески?