Сижу. Под столом. Тихо, шевелиться боюсь. И, правда, мышь.
И они сидят.
По полу стучит подошва, по телевизору идёт фильм.
Хрустит яблоко.
У меня затекла нога.
- Нет, мы долго ее караулить будем? - раздражается Сергей.
- Придет, - голос Яра ленивый, убежденный. - Она обязательная.
Дура я. Вот кто. Послушно поперлась вечером. На кафедру к этим хищникам.
- Стоп, а это не ее?
Навостряю уши. Шелестят страницы. Сергей хмыкает:
- Журнал посещаемости, группа триста три.
- Да-а, - после паузы тянет Яр. - Ее тетрадка. Она с ней везде таскается.
Они замолкают.
Я покрываюсь холодным потом.
Журнал! Бросила его на столе, когда наклонилась за справкой.
Молчание затягивается.
Ни скрипа пола, ни шагов, словно все вокруг замерло, ничего, только жизнерадостная реклама, звучит остро-громко.
Мое сердце уже в горле бьётся.
И тут я слышу.
Краткий вопрос, заданный тем же бархатистым, до мурашек, тягучим тоном:
- Ева, ты здесь?
Утро добрым не бывает, особенно в последнее время. Какой-то дятел настойчиво звонит в дверь, а у меня похмелье.
Впрочем, как обычно и бывает в последнее время.
- Котик, может, откроешь? – писклявый голос девицы раздражает.
Как и смятое белье, и ее размазанный по лицу макияж. И глупые глаза, с напускным обожанием уставившиеся на меня. Как там ее?
- Открой сама, а я в душ, - поднимаюсь с кровати, отбрасывая ступней дешевые китайские стринги. – На столе портмоне, вся наличка, что найдешь – твоя.
- Может, потереть тебе спинку?
- Сам справлюсь, уходи.
Девица что-то обиженно бурчит, но я, уже закрываясь в душе вижу, как она подхватывает портмоне со стола. Пусть называет оплату своих услуг расходами на такси, если ей будет проще, лишь бы свалила.
Делаю напор воды более сильным, заглушая звонок в дверь. Нет уж, пока не приду в себя, никаких бесед.
Достали!
Ополаскиваюсь, умываюсь, и оборачиваю полотенце вокруг бедер.
- Ты скоро там? – доносится голос отца, и я закатываю глаза – воспитывать приехал.
- Привет, батя, - выхожу, хлопаю своего старика по плечу, и направляюсь на кухню. – Кофе будешь?
- Сын, это не дело. Что за… девушка, - отец привычно проглатывает ругательство, - открыла мне? И ты снова пил?
- Ну погудели немного, а девушка, - пожимаю плечами, - ты что, сам молодым не был? Повеселились, и разбежались.
- Ты уже год веселишься! Год! Сколько можно гробить свою жизнь?