Стучу ложкой о края пластика, заодно раскручиваю воронку. Мальчишка смотрит на пляски воды, приоткрыв рот.
– Ну–ка, попробуй теперь, будет щекотать?
Мальчик с готовностью берет стаканчик с жидкостью и пробует пить. Опустошает наполовину.
– Ну вот, молодец. Не баловалась больше водичка?
Машет головой из стороны в сторону. Икает. Морщится.
– Невкусная?
Опять машет.
– В следующий раз проси сразу сладенькую, ладно? Тебя как зовут?
Молчит. Глаза в пол, точнее, на свои коленочки. Какие ресницы классные у ребенка – длинные, светлые, пушистые, хоть и слипшиеся.
– Матвеем его зовут, – отвечает за мальчика Михаил Иванович. Сидит как сыч в кресле напротив, наблюдает за нашим с малышом диалогом. Точнее, пока монологом. Пальцами по столу слегка постукивает.
Выглядываю из-за ребенка. Бросаю на директора неприязненный взгляд – не его спрашиваю, вообще–то.
– Матвей? – обращаюсь к малышу. – Красивое имя. А сколько тебе лет?
Матвей молчит. Опять стыкует указательные пальчики и смотрит на них, а не на меня.
– Он не разговаривает, – снова встревает его отец.
– Ты не хочешь со мной разговаривать? – игнорирую мужчину.
– Ой, совсем не разговаривает? – доходит до меня. Поднимаю шокирующий взгляд на Медведя.
– Совсем.
Несколько секунд смотрим друг другу в глаза.
Осознание, что маленький, такой симпатичный мальчик и не может сказать ни слова, колет каленым железом прямо в грудную клетку. Жаль до невозможности малыша, прям до слез. За что ему такое наказание? Еще и отец чурбан бесчувственный.
Моргаю часто–часто, разрывая наши гляделки с медведем, прячу накатившуюся мокроту за ресницами. Проглатываю ком в горле. Набрав полную грудь воздуха, улыбаюсь мальчику и говорю как можно бодрее:
– Матюша, у тебя игрушки есть? Машинки, например?
Машет отрицательно.
– Совсем ничего? Чем же ты будешь у папы на работе заниматься?
– Слышь, стрекоза. Я тебе задание дал? Дал. Иди выполняй. Мы найдем, чем заняться, да, Матвей?
А тон нельзя повежливее сделать? С ребенком можно и помягче общаться, кровиночка же. И с чего ради я стрекоза? А-а, из–за черных очков?
Ребенок напрягается. Похоже, перспектива остаться один на один с отцом его пугает и вот–вот он опять заплачет. Сжимаю его ручку, показываю тем самым, что я рядом и в обиду не дам.
– Э–э, Михаил Иванович, вы не могли бы повторить задание? Я не расслышала.