— На всё воля его, — назидательно воздел глаза к потолку Илья. — батя твой, сама понимаешь, кто. Всю округу ведь перероет, кто он, и кто Лёха! Под-д-думай, Дуня. Парню срок приличный светит за ограбление, не усугубляй, ежели нравится он тебе.
Дуся упрямо поддернула одолженную у него камуфляжную куртку, и вскинула голову.
— Спасибо за Вашу доброту, дядя Илья. Нельзя нам время терять. Надеюсь, еще увидимся. А отцу моему передайте… — она задумалась.
Представила изрезанное ранними морщинами, обветренное лицо Ивана, взгляд, сверливший нутро, словно буравчиком, и усмехнулась. Что было у неё в детстве и юности? Постоянное ожидание чуда, надежды, что вот, завтра приедет папа, привезет кучу подарков, и они пойдут гулять, есть мороженое, и все будут с восторгом смотреть на них, умиляясь их привязанности. Но папа приезжал на несколько часов, и никуда её не водил. Торопливо совал в руки очередную красивую куклу, целовал в лоб, и отсыпался на диване вплоть до момента, когда за ним отправляли служебную машину.
На выпускной он тоже не появился. Проблемы какие-то возникли в колонии, то ли новых заключенных доставили, то ли еще что-то. В эти его дела Дуся вообще не вникала, из упрямства — если работа отняла у неё папу, значит, ей нет дела, чем живет вне дома Иван.
Он, несомненно, любил дочь. Но Дуся всё равно чувствовала себя обделенной, не такой, как другие подростки. Да, у неё была семья, бабуля, папа, но в то же время, и не было. А вот Лёха проявил внимание, да такое, аж до сладкой дрожи пробирало, и душа ликовала. Понравился он ей, крепко зацепил за живое, словно без наркоза вскрыли на сердце тонкий слой над раной. Трепетало внутри всё, стоило встретиться с его серыми, выразительными глазами. Вот и обуяло безумство.
— В общем... Ничего отцу не передавайте. — решила Дуняша, и, обняв сердитого старика за шею, чмокнула в колючую щеку. — спасибо Вам. Доброта всегда награждается, дядя Илья, а Вы самый добрый человек из всех, кого я знаю. До свидания!
Стоя на крыльце, и поглаживая сидевшего рядом Дозора по кудлатой голове, Данилыч хмуро провожал глазами исчезающих между мохнатыми ветвями деревьев ребят. Впервые за многие годы у него защемило в груди, болезненно сжало тисками сердце, отчего на лбу прорезались морщины. Когда яркое пятно Дусиной юбчонки скрылось совсем из виду, старик заторопился во двор, к «инфинити», прикидывая, успеет ли добраться до развилки, не столкнувшись с полицейскими группами захвата.