Правая рука взорвалась болью, бессильно упав на пол. Несмотря на
всю боль и страх, Комаровский успел меланхолично подумать, что не
таким он представлял свой конец.
Прозвучавший громом выстрел прервала бесконечный поток брани.
Жандарм застыл с занесенной дубинкой с глупо распахнутым ртом.
Несколько мгновений — и он, покачнувшись, рухнул прямо на сломанную
руку графа, зашипевшего от почти невыносимой боли.
— Ваше Высокопревосходительство! Вы в порядке?
— В полном, Ваше Высочество. — Комаровский с трудом вспомнил,
кому принадлежал смутно знакомый встревоженный голос, за всю жизнь
он всего пару раз говорил с кронпринцем Алексеем.
— Как вы посмели?! — обратился спаситель к последнему выжившему
жандарму. Тот осоловело уставился на непосредственного начальника,
часто моргая и радуясь постепенно возвращающемуся зрению. — Я
приказал допросить его, а не избить!
— Но ведь вы сами… — в открытый рот жандарма уперся горячий
револьверный ствол, оставляя ему возможность в страхе мычать.
— Никаких «но»! — разгневанно закричал юноша. — Привести в
порядок, вернуть одежду и привести в мои покои! Если хоть волосинка
упадет с его головы, лично повешу! Все понятно?! Выполнять!
— Слушаюсь, Ваше Высочество! — рефлекторно браво гаркнул
жандарм, бросившись поднимать графа с пола и поставив на ноги,
только чтобы тот упал назад, не удержавшись на поврежденной
стопе.
Исполнительность часто шла рука об руку с безумием. Мужчина
буквально схватил Комаровского за воротник и понес по коридору, как
мешок. Граф едва не потерял сознание из-за вспышек боли, следующих
за постоянными ударами неработающей руки о стены. Он не заметил,
как его посадили в мягкое кресло и над ним склонилась озабоченная
девушка в белом халате с красным крестом на груди.
— Ваше Высокопревосходительство, постарайтесь расслабиться, —
мягко прошептала она, взяв старика за руку. От неожиданно жестких
ладоней неторопливо растекалось живительное тепло, приглушая
пульсирующую боль.
Граф сухо кивнул, поблагодарив за заботу. Он молча смотрел в
стену весь сеанс лечебной магии, пока целительница занималась его
ногой. Единственным движением старика стало шевеление пальцами для
проверки восстановленных конечностей.
— Пройдемте, Ваше Высокопревосходительство, — недовольно буркнул
жандарм.
Они шли по темному коридору со множеством стальных дверей с
крохотными зарешеченными окошками. Из-за них доносились жалобные
стоны, ритмичные глухие удары (бились головой о стену) и
истерический смех, но больше всего пугал плач. Он доносился из
крайней камеры, и стенания сидевшей внутри женщины буквально
раздирали душу. Прошедший через несколько войн дворянин невольно
прибавил шаг, с трудом сдерживаясь, чтобы не закрыть уши
ладонями.