— Не ломай комедию, не в театре! — Жандарм наступил на ногу
графа, навалившись всем весом. Отчетливый хруст скрылся за
мучительным криком. — С тобой не было мальчишки-самозванца,
начальство рвет и мечет, требует, чтобы я с тебя шкуру спустил.
Я-то с удовольствием, только сначала расскажи, куда он
подевался.
— Не понимаю, о чем… — Новый прямой удар, левый глаз перестал
видеть, а перед правым замерцали звезды. Болезненный рывок за
волосы — и голова графа безвольно свесилась к груди.
— Вспоминай давай! Где принц-освободитель? Гроза мятежников,
мать его! Он точно ехал с тобой, почему его не нашли в твоем
вагоне? — Голос мучителя становился все громче, слюна брызгала в
лицо, собираясь в растрепанной бородке пленного. — Где он?!
— Я… я… — старик говорил все тише, — не понимаю…
— Не слышу ответа! — Жандарм приблизился вплотную к
Комаровскому, хватая того за грудки.
— Я всегда держу клятвы! — Почувствовав на своем лице смрадное
дыхание из смеси сырого лука, кислых огурцов и дрянной водки,
старик резко вскинул руки, нацелившись ими в горло палача, и
дернулся назад. Повалившись вместе со стулом, он увлек жандарма за
собой. Тонкие пальцы намертво вцепились в толстую шею.
— А ну, отпусти его! — Другие жандармы попытались ударить
Комаровского, но никак не могли достать его из-за массивной туши
товарища. Новоявленная жертва могла только сипеть, безуспешно
пытаясь освободиться.
— Тяни его! — Казавшаяся здравой идеей не сработала, хищник не
желал расставаться с добычей. Не обращая внимание на несколько
торопливых слабых ударов, он разжал хватку, только когда
покрасневший мужчина окончательно затих.
— Тебе конец, урод! — Второй жандарм в ярости замахнулся
дубинкой, как граф ловко подсек его, повалив с ног. Узловатые
пальцы безошибочно прошлись по глазам. — Ааааа!
Ослепленный, рыдающий и жалкий, мужчина откатился в сторону.
Старик резко присел и сжался, приготовившись к прыжку, но
прилетевшая по лицу дубинка отбросила его прочь. Не успел
Комаровский закрыться руками, как целый град ударов от последнего
врага окончательно дезориентировал старика.
— На, получай, на! Конец тебе, шавка! Грязный предатель! Убью!
Уничтожу! — клокочущая в голосе мужчины ярость ясно давала понять,
что тут не шутит. Комаровского спасала лишь беспорядочность ударов,
жандарм в основном бил по ребрам и ногам. — С грязью смешаю!