Мейра покраснела, как переспелая вишня. Забыла, как однажды
явилась среди ночи и умоляла подарить хоть каплю ласки. Зато её
отец, один из богатейших чиновников Лестры, считал дочурку невинным
полевым цветком, в то время как она не теряла времени даром.
– Вечно ты таскаешься, где попало, вечно в странствиях, носишься
в своих проклятых горах, рискуешь головой, наплевав на тех, кто
тебя ждёт… – она вздохнула беспомощно и выдавила горький всхлип.
Иногда я не понимал, это всё игра или её настроение на самом деле
меняется так же стремительно, как погода в горах.
Но как бы Мейра не старалась меня разжалобить, в искренность её
слов я не верил. Эта женщина всегда находила, в чьих объятьях
побороть тоску по неуловимому возлюбленному.
– Я ничего не обещал тебе, Мейра. Ты знала, кого выбираешь.
Я ненавидел оправдываться. Ненавидел скандалы и сцены, поэтому
хотел всё закончить как можно скорей.
– А теперь забирай барахло и уходи.
Она посмотрела так, будто я её ударил. Если бы взглядом можно
было проткнуть, я бы истекал кровью.
– Какой же ты мерзавец, Ренн! – и, набросив капюшон, Мейра
вылетела из комнаты.
Когда захлопнулась дверь, я устало выдохнул. Бешеная женщина.
Даже жалею, что связался.
В свете свечи обиженно перемигивались разбросанные украшения, а
среди них – амулет искателей. Ночной Странник. Тот, кто приносит
добрые сны.
Поддавшись странному порыву, я наклонился, повертел в пальцах
витой серебряный обруч с подвешенными на него нитями и камнями.
Повесил на окно. Остальное сгрёб ногой в угол комнаты – отдам
старой Лэйле, которая приносит завтрак, раз избалованная девица
раскидывается подарками. У Лэйлы семья большая, лишние деньги не
помешают.
А теперь спать. Ночь дома выветрит из головы лишние мысли.
В своих снах я целовал её.
Вдыхал ароматы мёда и влажной горной травы, касался пальцами
щёк, губ, линии подбородка. Зарывался лицом в волосы цвета осени и,
как сумасшедший, стискивал в объятиях тело.
Оно лишь с виду было слабым, но я знал: под маской хрупкости
скрывается выносливость и сила. Матерь Гор вырезала её из камня,
добавив гибкости серебра и твёрдости железа.
И я изучал эту гибкость и плавность, эту мягкую кожу хватал
грязными руками – покрытыми кровью и запахом чужих женщин. Эта
мысль всколыхнула волну презрения к себе самому, и я проснулся.