– Ненавидишь меня? – усмехнулся он. – Молчи, не отвечай. Я вижу
по глазам. У тебя взгляд голодного зверя, Ренн. Но лучше направь
свою злость на врагов.
Кого он имел в виду? Красных Топоров или искателей? Вряд ли его
сильно волнует шайка отщепенцев, от которых вскоре не останется
даже воспоминаний.
– Я ведь никогда не подводил вас, отец, – процедил сквозь зубы,
сжимая ладонь. – За что вы решили подвергнуть меня… этому?
– Для исполнителя моей воли ты задаёшь слишком много вопросов, –
последовал непреклонный ответ. – Теперь иди, Реннейр. Когда придёт
время, ты обо всём узнаешь. И позаботься о брате, он не должен
пострадать.
Я хотел сказать, чтобы поручил заботу о Деме его мамаше. Этой
женщине дай волю, так она запрёт сыночка в башне с вышивкой и
лютней, а охранять его приставит своих разряженных в пух и прах
придворных дам. Мачеха презирала меня и никогда этого не скрывала.
Она считала оскорблением, что лорд уделяет столько внимания и
времени выродку. Впрочем, её ненависть меня не заботила.
Отвесив сухой и крайне невежливый кивок, я хлопнул дверью.
Иногда я не мог разобраться в своих чувствах. Служение долгу,
короне и земле, где я родился, наполняло мою жизнь смыслом. Если бы
не это, меня бы давно прибило ко дну – порок и грязь всегда были в
моей крови. Порченой крови бастарда.
У меня не было клейма на лбу, но этот флёр сопровождал везде,
куда бы я ни шёл. Или читался в глазах, непроизвольно отпугивая
добрых и честных людей. Я знал и смеялся над тем, что придворные
матроны запрещают своим юным дочерям даже смотреть в мою сторону,
не подозревая, что эти невинные цветочки передают мне жаркие
записки через слуг, подкарауливают под дверями спальни или в
саду.
Запретное всегда влечёт.
Шагая по длинному полутёмному коридору, я вспоминал день, когда
в очередной раз убежал в город и пропустил занятие с мастером меча
– пожилым, но ещё крепким господином. Бродил по закоулкам Лестры,
вдыхая ароматы свежей сдобы, солёной рыбы и разогретой на солнце
пыли. Поэтому, прокравшись в замок, уже был готов получить вечернюю
порцию розог.
Прислужник проводил меня к отцу, и тот, не говоря ни слова,
повёл меня по винтовой лестнице, всё выше и выше. Короткие ноги
едва поспевали за размашистыми шагами отца, я видел перед собой
только его высокие сапоги да подол чёрного плаща. Уж лучше бы велел
конюху всыпать мне по первое число, чем вот так молчал… Почему-то
именно в такие моменты я остро чувствовал свою беззащитность перед
ним.