– Ты в ночь уходишь со Старшими, мог бы согласиться. А теперь он
три дня без еды, может и захворать. Чо мы с тобой сусолим, ату его,
братцы! – подначивал толпу заводила.
– Я отнёс Тарану свою травяную лепешку. Он не держит на меня
зла, а кто из вас поделился с братом.
– Не брешешь? – усомнился бугай.
Я лениво отмахнулся: – Сам спроси, где Таран, ты знаешь. И
изменились планы, Я седмицу с вами побуду.
Стражи переглянулись, но прежней злобы в глазах не было.
– Смотри, если солгал, до ночёвки ещё время есть.
– Он не лжет, с Севера идёт стая. Следопыт донёс весть, я сам
после обеда слыхивал. Говорит, бежал всю ночь, чтобы весть донести,
так что или тут примем бой, или стороной отродья уйдут. Хотя для
гона рано больно. Скорей, что-то их согнало. Может, пожар, али
потрава новая, – заступился неожиданно для всех невысокий крепкий
паренёк с цепким взглядом.
Стражи посопели, погудели немного, да разошлись по своим
местам.
– Я – Босик, – протянув руку, представился.
– Куница, – ответил мне паренёк. – Будешь смеяться над именем
или расспрашивать про него, поколочу.
– Ты из фермерских, что на излучине живут. Я по говору узнал, а
у ваших имя в тайне держат, а представляются или прозвищем, или
тотемом поселения. – Вспомнил Я приезд с отцом на торг и рассказы о
племенах и нравах наших соседей.
– Хоть один разумный в этом сброде. Бывай, Босик. Да наступит
для тебя новый день.
– Лёгкой ночи, Куница.
Утро не задалось, в поселении мы встаём рано, дабы согнать росу
на полу дома, да счистить плесень. Как завещали нам родичи, бей
плесень каждый день, или она залезет тебе в дыхало, и ты не сможешь
дышать. Может, врут, но Петро, из Ожогиных [2], тех, что не боятся
от костра потравиться и каждый день жгут под камнем поселения, дабы
люд мог согреться, говорят, от плесени ушёл за Грань. Раньше,
говорят, жгли прямо в контейнерах, но деревья сильно потравило, и
теперь найти дерево без яда – сравни с чудом. Одни при горении
шипят сильно, и всех, кто рядом, душит кашель, что с кровью
отходит. Другие на иглах своих капельки выдают, зацепишь такую
рукой – кожа лоскутами отходит, а если сильно поранишься, то и до
кости пожрёт. Как плесень и воду отогнали с полов и стен, встают на
камень. Потом старшие, как мой дед Тит, выходят и смотрят на болота
долго, что-то нюхают, шепчут. Морщась, как от боли, выдают, можно
ли идти на охоту или сбор кореньев. Они не ошибаются, те, кто не
послушал советов старейшин, сгинули. Богард часто ворчит, но сам
трусит ходить в лесолесье без разрешения.