Три золотых столпа – Святые отцы, отношение ко мне –
безразличие. Более десятка человек светились багровой ненавистью,
воины в большей своей части уважительно горели сиреневой дымкой,
большинство мной или не интересовались вовсе, или были чёрными
пятнами, не такими, как у стаи, там чистое зло, липкое и тягучее, а
как тьма или туман, в котором ничего не видно, Я такое уже видел у
Септория Марука Тёмного. А вот Олег, Храмовник с площади и ещё
около шести человек искрились нетерпением, предвкушением и
корыстью. Что же, делать? Стою, как неразумный в исподнем пред всем
честным народом, посмешище, да и только.
Трижды поклонившись на три стороны, развернулся вспять и потопал
к выходу. За столом кто-то поперхнулся, и ему тут же помогли
крепкими ударами по спине. Разговоры утихли. Мне в спину ударила
волна возмущения, негодования, удивления и откровенной веселости.
Пойду поищу свой выводок, с ними хоть покушать, выпить или умереть
интереснее.
На улице мне повстречалась Забава, громко хмыкнув, горделивой
походкой прошлась, одарив меня букетом презрения и обиды. Знала бы
ты, какие на тебя планы у твоего господина, бежала бы, аки собачина
во время гона в лесолесье. Окликнув Стража, спросил его, где
ближайшая корчма. Здоровый детина окинул меня скучающим взглядом.
Затем в глазах мелькнуло узнавание, брови поднялись, и лицо
растянулось в дружеской улыбке.
– Ты ж, этот, как там... А, вот, Светоч! Айда провожу, слушай
без обид, но правда, что ты десяток королей упокоил? – потянув меня
за руку, спросил бородач.
– Только одного, Я должен был их на городище выманить и, вроде,
справился.
– А ты взаправду три бутылки Слёз Матери выхлебал?
– Одну в лагере, когда спешил в городище, две на помосте.
– Это да-а-а... Я бы так не смог. В сече и в горячке, когда
ворог перед мордой, а кровь кипит, то можно стерпеть любое. Мне,
когда поселковых били, стрелка в плечо попала, так Я ещё четверых
заколол, а потом у лекаря, покуда стрелу ковыряли, думал – уйду за
Грань. Если бы знал, что щас прилетит, струсил бы, как есть
струсил. А ты, зная, как крутить будет, взял и вышел. Не, то сильно
для меня.
– Там мои побратимы, и мой выводок там бился с ордой. Насмерть.
Как Я мог поступить иначе. А часто вы с поселковыми сечётесь?
– Да не, только когда прика... Ой, – стража хлопнул себя по
губам. – Заболтался я чего-то, ты это забудь. Похвастаться решил
тем, чего не было. Ваши вчера крепко в корчме посидели. Сначала
чинно так, за ветеранов, септов и тебя поминали. Потом пришёл
здоровый Страж, чёрный, как туча. И давай стыдить, Вы тут, как
свиньи бражку жрёте, а он там... А что там поначалу молчал,
схватился за голову и сидел долго, потом взял как кружку за раз
выпил и поведал, как из тебя Слёзы Матери собирали, да так сказал,
аж страшно стало. Ветераны, те, что знали, помрачнели сильно, и
вовсе пошли с вашими за стол. А потом, как буча началась, за них
вступились. Честно бились, от души, без ножей и палок, на кулаках.
Самое интересное потом было, лагерные строй сбили, вот умора,
кабацкая драка строем. Вперёд стража вышла, а волокуши позади на
лавки стали и через голову наших били. Где это видано, чтобы
волокуши стражу вбили, а ведь вбили. Уважение большое им теперь.
Потом гвардия пришла и всех в острог отвела. И наших, и ваших, и
ветеранов. Поутру отпустили, так они так сдружились, что в другую
корчму пошли, в ту, что целая. Токмо двоих оставили, на них виру
хозяин кабачка повесил. Побратимы: следопыт и стража. Вот история
тоже, везде и всюду они первые недруги, а тут друг за друга зубами
рвали. Эх, жаль Я на посту был, в такой драке, что будет долго на
слуху, можно и глаз потерять.