- Так вот, этот старый пес, заслуженный какой –то там, на приеме подошел к нашей Кэт, взял ее за руку и начал клеить, Мойва ни в какую, естественно. Она же у нас фря вавилонская, вся такая воздушная, а у самой полная пасть зубок острых. Так хрыч положил ее ладонь на... Ну ты поняла.
Снова киваю. Если ледяная Валька начинает сплетничать, значит эта новость или сродни бомбе, или не все ладно в датском королевстве. Но сейчас декабрь. А в этом месяце мои подруги активизируются, чтобы не дать мне окончательно сойти с рельс.
- И Мойва такая говорит...
Мойвой зовут нашу с Валькой подругу, Катерину. Она модель, очень известная и совершенно безбашенная. Однажды, в детстве, Кэт явилась в школу в серебристом шикарном плаще, а учитывая ее стройность граничащую с болезненной худобой, классные пацаны сразу ее метко обозвали мелкой рыбой, представительницей семейства корюшковых.
- ...я согласна, но придерживаюсь определенных условностей, и у меня мать строгая, — голос Валентины дрожит от едва сдерживаемого смеха. Я вяло мешаю остывшую жижу, и представляю Мойву с вытаращенными глазищами, похожими на озера. У Катьки зрение ужасное, стекла в очках в палец толщиной. На приемы и выходы она надевает контактные линзы, в которых видит очень плохо. От этого, взгляд красавицы иногда напоминает взгляд безумного маньяка. – И этот хмырь ей, мол все что угодно, моя королева. Ну и Мойва наша ему говорит: «А принесите мне топор, черную курицу на перекресток который я укажу, в двенадцать ночи»
Валька больше не сдерживается, тихо хихикает, придерживаясь этикета. Прикрывает ладошкой рот, полный дорогущих зубов. Я вяло улыбаюсь, хотя история действительно смешная.
- А он ее спрашивает «Это еще зачем?». Так Кэт с улыбочкой своей этой кривой и глазами безумными и говорит: «Ах дорогой. Моя мать за разрешение соития требует кровавую жертву. А потом я должна буду вырезать у тебя на запястье пентаграмму, смешать твою живительную влагу с жертвенной кровью и я вся ваша навек. Получим благословение черной богини». Катька говорит, никогда не видела, чтобы столь почтенные и титулованные старые повесы так шустро бегали,- забыв об этикете гогочет во все горло Валентина, откинувшись на спинку стула. Я ей, наверное, завидую. Так уметь себя подать сможет не каждая. А еще не терзаться тем, что сделано, и не жить прошлым. Я так и не постигла эту науку.