Да, суровый мир.
Но что было еще суровее, так это
осознание - кем бы ни был тот, кто убил Милену и мою временную
замену, ранил Сократа и швырнул чем-то, что едва не снесло мою
голову с плеч, это не конец. Нам еще только предстояло встретиться.
Встретиться, потому что внутренний голос подсказывал, что убийце
было все равно, кого убивать. Его цели были другими. Понять бы
только, какими именно и желательно раньше, чем он объявится
вновь.
И раньше, чем застава будет полностью
вверена мне.
Эта мысль неожиданно всколыхнула во
мне странное чувство ответственности. За себя, за Сократа, за тот
мир, сердцем которого была Милена. А после неё должна была стать я.
Застава ведь теперь принадлежала мне, следовательно, мне за неё и
отвечать.
Но как? Что мне делать, если рыцари
Ночи вернут меня обратно раньше времени? То есть, конкретно
сейчас?
Что я смогу противопоставить тому,
кто убивает обученных колдуний, способных делать такие вещи, о
которых я даже не слышала?
Скорее всего, я просто погибну. А на
мое место придет другая и так, до тех пор, пока убийцу не
поймают.
А ловят ли его вообще? Что если всем
наплевать? Что если смерть Милены была просто строчкой в
какой-нибудь амбарной книге, где указывалась смена колдуний,
приписанных к пограничному пункту?
Прибыл тогда-то, выбыл тогда-то. И
так снова и снова, по кругу, поколение за поколением. Что если
никого не волнует ни смерть Милены, ни судьба тех, кто придет ей на
смену?
Достигнув этой точки в своих
размышлениях, на меня нахлынуло такое безграничное ощущение
беспомощности и одиночества, что все вокруг показалось
незначительным, неважным, глупым. Захотелось просто сесть в уголок,
закрыть глаза и больше никогда не открывать. Просто сдаться…
Но не успела я с головой погрузиться
в омут тоски, как зашевелившаяся где-то глубоко внутри злость стала
быстро подниматься со дна души наверх, заполняя сознание и прогоняя
бессилие.
Вспомнились слова отца, который при
лютейшей аэрофобии, все равно вынужден был постоянно садиться в
самолет из-за частых рабочих командировок. Однажды, закидываясь
таблетками от тошноты перед очередным вылетом, он сказал мне, что
ненавидит летать, не потому что боится высоты, а потому что не
способен выносить чувство, когда от него абсолютно ничего не
зависит. Когда его жизнь, а вместе с этим и жизнь его близких,
пусть и на короткий срок, но подчинена умениям и намерениям других
людей.