Тогда, ночью в библиотеке, выслушав Сатуса, я высмеяла его
смелые предположения, относительного того, как и каким образом мне
удалось открыть проход в мир белых песков, а после пожелала ему
основательно выспаться, так как, по моему мнению, он бредил от
недосыпа.
Сатуса мои пожелания не впечатлили, как не впечатлили и
дальнейшие советы отправиться в долгосрочную пешую прогулку с
эротическим уклоном, предполагающим тесный контакт с
представителями парнокопытных. Более того, мои слова его лишь
разозлили, и он попытался воздействовать на меня физически, то
есть, используя грубую, а в его случае – очень грубую силу.
И, наверное, из этой ловушки мне уже было не выбраться, ведь,
когда разозленный высоченный демон нависает надо тобой, корча
злобные рожи, тут трудно не проникнуться ситуацией и не пообещать
ему все, что он захочет. Но вот как раз это делать я и не
торопилась, интуитивно ощущая, что в этом мире, где все пропитано
магией, обещание, пусть даже не прописанное на бумаге, а просто
произнесенное вслух, тоже имеет свой вес, а потому с любыми
заверениями следовало быть очень аккуратной.
Но тут мне на помощь явился Сократ, который решил вызволить свою
бестолковую хозяйку из когтистых лап демонов. Правда, в процессе
вызволения он и меня чуть не угробил, ведь не придумал ничего
лучше, чем просто взять… и поджечь библиотеку!
Понятия не имею, как он умудрился
чиркнуть спичками – ведь у него же лапки! – и где он в принципе
нашел спички ночью. Да я даже не знаю, поджигал ли он спичками или
приволок в библиотеку какую-нибудь очередную зачарованную зверушку,
которая, как в сказке, ударила хвостом об пол один раз – и полетели
искры. Ударила хвостом об пол второй раз – и взметнулось к потолку
пламя. Ударила хвостом об пол третий раз – и…все вокруг вспыхнуло к
чертям щенячьим, так как, если и возможно найти самое неподходящее
место для игры с огнем, так это точно библиотека – сосредоточение
бумаги и деревянных полок.
Сам момент, как полыхнуло, я не
увидела. Но сразу поняла, что что-то не так, когда демон, только
что внушавший мне, бестолковке, глубокую мысль о том, какая великая
удача прямо под нос прикатилась, вдруг умолк, оборвав себя на
полуслове, напрягся всем своим немалым телом и начал принюхиваться,
словно учуявшая след гончая. Принюхивался он долго, даже слишком
долго. К тому моменту уже и мой, далеко на сверхъестественный нос,
уловил запах гари.