- Вас поймали на несанкционированном вторжении в кабинет первого
заместителя Академии мистера Элиота, - не знаю, как она это делала,
но с каждым словом её голос становился все холоднее и жестче. Как
будто одним этим голосом она могла бы проткнуть меня насквозь,
преобразовав в огромную сосульку. – Более того, когда мистер Элиот
обнаружил взлом своего кабинета и ваше в нем присутствие, вы не
придумали ничего лучше, как швырнуть в него тяжелым металлическим
предметом!
- Он первый на меня напал, - буркнула я, покусывая щеку изнутри.
Мне было одновременно и страшно, и смешно, а потому я изо всех сил
сдерживала рвущийся из горла истерический смех, как реакцию на
последствия пережитого стресса. – Ну, то есть, не напал… Вернее,
напал, но не он… Короче! Я всего лишь отбивалась! И это был не
тяжелый металлический предмет, а просто ваза! Он испугал меня, вот
я рефлекторно…
-– Мистер Элиот испугал вас, когда вошел в свой собственный
кабинет? И поэтому вы решили отбиваться от него вазами? Вы
покушались на жизнь преподавателя! - рявкнула на меня леди, да так,
что жалобно дрогнули стекла, почти наглухо скрытые за тяжелыми
атласными занавесями, которые создавали невнятный полумрак в
обители директрисы, рассеиваемый самой её силой личности.
- Не «вазами», а «вазой», - поправила я леди Элеонор. – Она там
всего одна была. И ни на кого я не покушалась... Это вообще все
получилось случайно!
И я говорила чистую правду.
В кабинете заместителя директора я действительно оказалась
случайно.
Ну, как? Почти – случайно.
Всё началось с того нелепого ночного разговора в библиотеке с
Сатусом и его друзями, результатом которого стало еще более нелепое
заявление с их стороны с требованием оказания помощи.
Всем семерым, ага.
Я в их словах не увидела ровным счетом никакого смысла и логики,
но Сатус на то и Сатус, что непререкаемо уверен в собственной
правоте, в которую, по его мнению, должны априори верить и все
остальные.
Разубеждать, а уж тем более спорить с ним у меня не было
никакого желания. Более того, больше всего на свете я в тот момент
хотела остаться наедине и подумать.
Подумать о том, каким таким образом похожий на карандашный
рисунок, или даже скорее не на рисунок, а на простой быстрый
набросок, запечатлевший лицо моей мамы, оказался в старой
магической книге, о которой сам Сатус заявил, что это лишь сборник
староколдовских сплетен.