- Мистер Сатус! – возмущенно начала
мадам Мелинда, но уже без прежней настойчивости, а скорее, чтобы
защитить собственную гордость.
- Она моя нура, - заявил он и кто-то
тихонько охнул.
- Ваине? – переспросил звенящий на
высоких нотах и будто бы улетающий в космос голос леди Элеонор.
- Да…
А пока они говорили меня затапливала,
захлестывала боль. Никогда в жизни мне не было так больно. Ни один
вид боли, который мне довелось испытать ранее, даже близко не мог
сравнится с тем, что мое тело испытало в этот момент. Словно сотни
когтистых лап впивали в беззащитную плоть, разрывая её, разгрызая и
терзая, в неистовом стремлении превратить меня во влажный вопящий
кровавый комок, погруженный в слепое безумие.
А потом всё вдруг прекратилось. Так
же внезапно, как и началось, как если бы вдруг опустился рубильник,
выключая тьму и включая свет… который тут же резанул по глазам.
Беззвучно зашипев, я схватилась за
лицо и повалилась на спину, ощутив под собой что-то мягкое. И
пахнущее очень знакомо, навевающее ассоциации с детством и со
школой.
- Мира? – раздалось надо мной. В
чужом изумлении я явственно услышала интонации, которые не смогла
бы спутать ни с чьими другими, даже после сотни лет разлуки.
Отерев выступившие слезы и изо всех
сил сопротивляясь естественному физиологическому порыву вновь
опустить веки, я увидела прямо перед собой его лицо.
- Тим? – мой голос звучал хрипло, а
каждое слово драло горло хуже наждачной бумаги. – Тим!
И я с визгом бросилась другу на шею,
повиснув на нем подобно мартышке.
Первые несколько минут мы просто
обнимались. Вернее, обнимала я. Обнимала и рыдала такими неистовыми
слезами, что очень скоро все лицо было мокрым, а на оранжевой
футболке друга образовались подозрительные пятна. Кое-как все-таки
отодрав меня от своей груди, Тим вышел и вскоре вернулся с рулоном
бумажных полотенец. Оторвав кусок, он сунул мне его под нос, уселся
напротив на скрипнувший под ним стул и вгляделся в мое лицо,
которое, скорее всего, выглядело слишком паршиво для долгожданной
встречи, особенно, с учетом того, при каких обстоятельствах я
пропала.
- Где ты была? – спросил друг,
нахмурив лицо, на котором проступили отчетливые признаки осуждения.
– И… и почему ты так странно одета?
Он указал на мой красный наряд,
который теперь выглядел помятым и немного потрепанным, будто я
пробежала в нем марафон.