Димка Дюков долго не решался спросить
о том, что его мучило. Томка уже бросила съемную и со скромной
коллекцией платьев перебралась к Пашке, да и сам Димка успел
напиться на свадьбе друга и толкнуть речь, что именно из-за негодяя
Шермера он останется холостяком на всю жизнь, но решился спросить
приятеля о главном, для него — Дюкова — главном, едва ли не
через полгода.
— Паш… — Димка поморщился, пригладил
волосы, кашлянул, сморкнулся и все-таки, махнув рукой, спросил: —
Только не обижайся. Не ради любопытства. Ты понимаешь, эта твоя
Томка для меня — как инопланетянка. Ну, словно какой-то третий пол.
Неведомое существо. Вон, даже говорит с каким-то акцентом. Поэтому
я и рискую нарваться собственным носом на твой кулак. Я ж Костика
расспрашивал. К ней многие подкатывали, в том числе и такие, до
которых не только мне, но и тебе расти и никогда не дорасти. Однако
вот выбрала она тебя. Поэтому ну ладно, будь что будет, но спрошу.
Какая она? Какая она в постели? Взлетает по ночам и кружится у тебя
под потолком? Или, может быть, ты набираешь ванну воды, растворяешь
там морскую соль, а она превращает тебя в дельфина, и вы плещетесь
до утра? Что она такое, Паш? Не дай умереть от жажды знаний!
— Обычная баба, — несколько грубовато
оборвал приятеля Павел. — Ты ведь не ждешь от меня отчета, лоции по
ее телу? Она самая обычная, понимаешь? И отличается от всех прочих
женщин, хотя бы от тех, которых я знал близко, только тем, что она
— единственная. Для меня — единственная. Понимаешь?
— Понимаю, — почесал тогда затылок
Димка и добавил, отпрыгивая от брошенного в него кома промасленной
ветоши. — Хотя от лоции по ее телу тоже не отказался бы.
Павел медленно вышел на середину
комнаты и огляделся. Кроме неубранной постели, полотенца и
приоткрытой двери, ничто не бросилось в глаза. Он подошел к
брошенному лежбищу, наклонился, почувствовал запах ее тела, закрыл
на мгновение глаза, унимая головокружение. Отчего ты жмуришься? —
смеялась Тома, когда он приближался к ней, гладил ее кожу, дышал
ею. Высоты боюсь, — серьезно отвечал он. — Я не умею летать. А
когда я с тобой, мне кажется, что я лечу. Ты умеешь летать, —
отвечала Тома и повторяла: — Умеешь.
«Все», — неожиданно пришло в голову
Павлу.
Так неожиданно, что он даже вздрогнул
и оглянулся. Слово будто прозвучало в пустой квартире. Павел
оторвался от постели, вновь оглянулся, стараясь заметить хоть
что-то. Подобрал с пола полотенце, нажал кнопку автоответчика. Он
был почти пуст. Один за другим прозвучали два недоуменных монолога
Костика, затем полное сарказма восклицание Томкиной сменщицы Людки:
«Ну, спасибо тебе, подруга, за две смены подряд!» — и все.