Один-один. А кто-то пару минут назад пел о перемирии?
Сводный брат обходит меня и усаживается за стол напротив.
- Мои условия, Рокс, просты как день. Ты прекращаешь вести отстойный образ жизни, завязываешь ругаться, возвращаешься в универ, думаешь о будущем месте работы. Что касательно меня, то раз я задержался в городе, то согласился помочь Богдану с парочкой проектов, поэтому будешь мне помогать, а в остальное время чем меньше контакта, тем прекраснее.
Смотрю на Кирилла и не верю собственным ушам.
- А в баночку для анализов тебе по утрам не писать? Хотя ты бы лучше сам проверился. Не знаю, какую дурь ты жрёшь, но мозги у тебя от неё точно засохли.
От милого и пушистого Кирюши остаются только воспоминания.
- Значит, сопротивляться решила? До последнего? – с плохо скрытой угрозой в голосе рявкает мой собеседник, а полупустое пространство столовой лишь сильнее резонирует его голос.
- Почему же?! – внешне невозмутимая я прикидываю в голове план отступления. – Если ты прекратишь свои попытки меня приручить как собачонку какую-то, то мы можем вполне неплохо сосуществовать рядом друг с другом.
- А никто и не говорит о приручении! Ты же дрессировке вообще не поддаешься! Как идиотка всё наступаешь на одни и те же грабли, потом смеёшься и пытаешься повторить заново!
Всё! Ещё пара минут, и я в него вилку кину или ещё чего поострее.
Вскакиваю из-за стола и, насколько быстро позволяют узкая юбка платья и высокие каблуки, направляюсь на выход.
- Да пошёл ты… моими первыми граблями стал ты, так что сам себе спасибо и скажи! – как можно злее бросаю ему в лицо, хотя самой обидно до чёртиков.
- А не так быстро, Роксана! – рычит Сабуров и вырастает передо мной стеной.
- Только попробуй меня остановить! – угрожаю разъяренному мужчине, лишаясь чувства самосохранения.
У меня его в принципе никогда и не было, а рядом со свободным братом и подавно.
- И что?! Покусаешь меня? Шпильку в ногу воткнёшь? – хрипит над моим ухом Кирилл, а его ладони, как наручники, смыкаются на моих запястьях.
Молчу, так как сказать нечего. Перед глазами его расстёгнутая рубашка с голой кожей груди, что часто вздымается, шея, на которой лихорадочно пульсирует артерия. Я буквально чувствую на кончике языка вкус его кожи, и огромное желание повторить старое и запретное рвётся из меня.