— Давай, мужик, на выписку пора, — штык оказался удобным и
действенным инструментом, добивать и ставить окончательный
диагноз.
Что-то послышалось за стенкой палатки. Шорох листьев, но,
возможно, просто ветер. Я активировал внутренний локатор зова,
почувствовал что-то злое, но неразборчивое. Детский смех? Хохот на
грани визга. Нетерпеливое голодное рычание?
Не понял что. Даже не понял, в реальности все это слышу или на
грани подсознания. Звуки были повсюду, окружали палатку и
приближались. Я ущипнул себя за руку, пытаясь полностью вернуться в
реальный мир и сосредоточится.
Услышал легкие шаги, будто ребенок крадется босиком. Хруст битых
бутыльков из-под лекарств, недовольное ворчание, быстро сменившееся
на странный вой. Так пьяный визгливый ребенок мог бы передразнивать
собаку или волка. Я попробовал разглядеть, что там за чудо, через
пластиковое окошко заметил низкий размытый силуэт и пробежавшую
тень.
Шорох переместился к главному входу. Дыхание тяжелое, может, и,
правда, собаки. Сидят там, языки высунули, от жары маются, я себе
придумываю всякое. Но сигнал тревоги нарастал, стучался в виски, и
вместе с адреналином заставлял сердце биться чаще. И лишний раз
прокручивать в голове, как максимально быстро работать
затвором.
Я замер в паре метрах от входа, чувствуя, что с той стороны тоже
готовятся. Между нами пара стоек надувного каркаса вокруг входа и
прорезиненый тент — так себе преграда на самом деле.
С той стороны терпение закончилось раньше. Мягкие тихие шаги и
полотно, заменявшее дверь, стало выгибаться в мою сторону примерно
на уровне пояса. Будто кто-то тянет руку, прощупывая тент.
Я выстрелил чуть выше бугра и ногой толкнул ближайшую койку,
прибалдев от силы удара, с которой это сделал. Металлическая
кровать крутанулась в воздухе, впечаталась в каркас так, что вся
палатка затряслась, отбросила того, кто был за дверью и рухнула на
пол ножками вверх.
На улице взвыли, один обиженный голос и два с нотками злорадства
и угрозы. Я попятился ко второму входу.
И когда я был уже почти посередине палатки, тент взметнулся
вверх, и в помещение прыгнул сгусток ржавого цвета.
Гиена.
Пятнистая, почти мне по пояс и, скорее всего, такого же веса,
как я. На грязной, вымазанной в засохшей крови, шерсти невозможно
было разобрать: черные пятна — это окрас или подгнившие рваные
раны.